Тут же раздался сердитый звон тарелок об стол. Лиля вздрогнула, подняла глаза – но Ильяс уже отвернулся и пошел за кофе, спиной показывая, как ему все равно. Вот нежные создания, эти мужчины, подумала Лиля, чуть что – обижаются. Вот Эри бы… Так живо представилось, как Эри смешно дергает плечом, а руки у него заняты зайцем, и как он улыбается, что перехватило дыхание, и захотелось плакать… нет, нет, хватит психоза! Нет никакого Эри – зато есть Ильяс. Живой. Не нарисованный.
Забытый Михаил кашлянул, напомнил, что нужно следить за здоровьем, и поинтересовался, не собирается ли Лиля расторгнуть контракт. Лиля страшно удивилась и сказала, что ни в коем случае. И тут же испуганно уточнила, не собирается ли это сделать руководство центра. Тон Михаила потеплел, и он заверил, что свои обещания они держат, а Лиле надо бережно относиться к своему здоровью, и особенно к зрению. Нет-нет, сказала Лиля, я не играю. Честно говоря, совсем не тянет.
Отключившись, сначала с недоумением поглядела на телефон, потом – на уткнувшегося в ноутбук Ильяса. Странно все же получилось с этой поездкой в Залесье, и вообще странно он себя ведет. И назвал ее по-дурацки, Капелькой. Совершенно непонятно, почему она эту глупость посчитала милой и трогательной!
– С чего Михаил вдруг решил, что я собираюсь… – махнула рукой и принялась чесать довольно урчащего кота. – И как я пропустила время звонка? И… – Она запнулась. – Это я у тебя уже третий день? Вот так нахально поселилась?
Не отрывая глаз от ноутбука, Ильяс подвинул к ней кружку с кофе.
– Всего третий? – задумчиво переспросил он. – А мне казалось, ты всегда тут была. К хорошему быстро привыкаешь.
Наконец он нашел то, что искал, и повернул экран. Там, на экране, была она – с флейтой, в залесском заброшенном храме. Наверное, она, потому что девушка на фотографии была не бледной мышью, а чуть ли не мадонной. Хотя нет, для мадонны слишком много чувственности.
– Все-таки не я, скорее, удачная копия, – вздохнула Лиля. То, как видел ее Ильяс, льстило и немножко пугало. – Домой надо.
– Оригинал лучше, – согласился Ильяс, оглядел ее вот так же, как вчера после душа, и спросил: – Тебе что-то нужно дома?
Лиля попыталась вспомнить, что же ей нужно. Вспоминались только Настасьины слова про пустой холодильник, в котором, поди, мышь повесилась. Отчетливо представились маленькие серенькие мышки, померевшие с тоски вокруг баночки с засохшим плавленым сыром.
– Выбросить мышей, – пробормотала она.
Встряхнулась. Снова попыталась собраться с мыслями. Значит, домой… а, собственно, зачем? Снова тосковать, сходить с ума и вешаться рядом с мышами в ожидании октября и игры? Или тупо за зубной щеткой?..
Додумать и снова затосковать помешал смех Ильяса.
Лиля уставилась на него:
– А? Что я сказала?
– Выбросить мышей, – с самой серьезной миной повторил он и снова рассмеялся. – Ты такая… Капелька. Зачем их выбрасывать?
Лиля снова потрясла головой и попыталась собраться. При чем здесь мыши… а!
– Понимаешь, Настасья сказала, что у меня в холодильнике мышь повесилась. Вот я и представила, что за три дня их там, наверное, много собралось, и надо их выкинуть. Ты не обращай внимания, я иногда такую чушь несу.
Вместо ответа Ильяс заправил ей за ухо мокрую прядь и нежно чмокнул в нос.
– К черту мышей. У нас Тигр всю печенку сожрал, вот это – серьезно. – Ильяс потрепал сунувшуюся ему на колени умильную морду: как же, сказали волшебное слово «печенка». – Заодно купим тебе пижаму и прочие мелочи.
Выразительно глянул на ее старые джинсы, так что захотелось их чем-нибудь прикрыть, а Ильяса послать лесом вместе с его Nikon’ом и сибаритством. Вместо этого Лиля фыркнула, хотела сказать что-нибудь язвительное, но не успела. Ильяс снова ее поцеловал – и теория о том, что старые джинсы могут оказаться чему-то там помехой, рассыпалась в прах. Когда она уже думать забыла о теориях, мышах и джинсах, Ильяс вдруг от нее оторвался и с нескрываемым сожалением сказал:
– И все же придется идти за едой. А то Тигр съест нас.
Поход за печенкой начался почему-то с торгового центра на Рублевке и пижамы ее мечты, увиденной в витрине. Мечта стоила как раз столько, сколько у Лили оставалось в кошельке после Арбата. Мельком подумав, что это очень удачно – кормить не ей, а кормят ее, можно все потратить на ерунду, – Лиля доверила Ильясу выбор «всяких мелочей».
– Зубную щетку, гель для душа, – она пожала плечами. – Еще? Да вроде ничего не надо.
Ильяс усмехнулся и велел не теряться, пока он покупает зубную щетку и прочее. Говоря о «прочем», он почему-то смотрел на витрину «Золотой стрекозы». Кивнув, Лиля удрала к пижаме – а еще там были тапочки-медведи, и кашемировый клетчатый плед, и вышитые подушки, и столько всякого красивого и уютного, что глаза разбегались.
Когда улыбчивая продавщица заворачивала махрово-голубую в кляксах прелесть, за спиной раздалось знакомое шипение.
– А расплачиваться-то у тебя есть чем, краса? Тебе ж только на мороженое в здешнем кафе и хватит, и то сомнительно.
Лиля обернулась через плечо, растерянно уставилась на гадкую улыбочку Инны Юрьевны: та выдерживала паузу. Лиля смяла в кулаке только что выбитый чек… все слова куда-то делись, осталась только обида: откуда тут взялась эта гадюка, зачем испортила все удовольствие от покупки, и что ей вообще надо? Как назло, как раз в этот момент в магазинчик заглянул Ильяс, улыбнулся ей из-за спины гадюки и показал два здоровенных пакета – один с логотипом «Золотой стрекозы», второй незнакомый. Наверное, себе что-то купил… ну не мог же он этот баул назвать «мелочами»?! И не нужно ей ничего, она же с ним не за дорогие шмотки, а потому что… потому что…
«Влюбилась?» – гадючьим тоном поинтересовался внутренний голос.
Стало вдруг стыдно, и холодно, и совсем непонятно, почему же вот так, вдруг, чуть не с первым встречным? Она же любит Эри, он же единственный, и плевать, что нарисованный…
А гадюка близоруко сощурила глаза на пижаму:
– Ни вкуса, ни стиля. Немудрено, что и мужики у тебя… – и брезгливо фыркнула.
Остро захотелось провалиться сквозь землю, а еще лучше – провалить туда Инну Юрьевну. Ну вот зачем она все портит? Так было легко и приятно не думать о высокой морали, а просто немножко радоваться жизни. А теперь хочется только одного: сбежать, спрятаться, и… вот был бы тут Эри, он бы ее защитил.
– Лиля, радость моя, – пророкотал Ильяс и, смерив удивленно обернувшуюся гадюку ласковым взглядом, шагнул к Лиле. – Это не твоя бабушка?
Гадюка глянула на Ильяса, потом на пакеты в его руках и поперхнулась. Как же, бабушкой обозвали, да еще и предположили, что она Лилина родственница. Страшное оскорбление. В другой ситуации Лиля, может, и обрадовалась бы, а сейчас почему-то стало ужасно неуютно.
– Это… – Она сглотнула и помотала головой. Потом покосилась на девушку за прилавком. – Извините.
