4)“Против оппортунизма, против раскола — за единство ленинской партии”
5)“За ленинский Центральный Комитет”.
Рабочие, служащие, красноармейцы, учащиеся шли рядом с оппозиционерами, несшими свои плакаты. Никаких столкновений не было. Ни один здравомыслящий рабочий не мог рассматривать эти плакаты как направленные против советской власти или против партии. Лишь когда отдельные заводы и учреждения влились в общий поток манифестации, ГПУ, по распоряжению сталинского секретариата, выслало особые отряды для нападения на демонстрантов, мирно несших оппозиционные плакаты. После этого стали происходить отдельные столкновения, состоявшие в том, что отряды ГПУ набрасывались на манифестантов, вырывали у них плакаты и наносили им побои. Отборная группа красноармейских командиров, взломав дверь, ворвалась в квартиру Смилги, на балконе которой висели плакаты оппозиции и портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева. Вот в чем состояло восстание 7 ноября 1927 года!»
[79]
.
А вот что доложил партийному активу Заместитель Председателя ОГПУ Ягода вечером 6 ноября 1927 года:
«…Проиграв во внутриаппаратной схватке, Троцкий, Каменев, Зиновьев и прочие оппозиционеры решили взять власть иным путем — в ноябре этого года. Они рассчитывают, что 7 ноября станет днем начала новой, “настоящей” революции. Троцкий остается верен тактике десятилетней давности: на штурм государственных высот он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Заговорщики называют их “Красной гвардией”. Их вожди планируют захватить власть не путем открытого восстания рабочих масс (которые, разумеется, их не поддерживают), а в результате “научно подготовленного” государственного переворота…
…Готовящие переворот настолько уверены в своей победе, что даже особо не скрывают этого. Все слышали, как троцкист Шмидт (Д. А. комдив. — Н. Л.) публично оскорбил, пообещав лично “отрезать ухи”, товарища Сталина. Еще недавно бывший одним из (как ему казалось) “всесильных” руководителей партии Каменев вчера клятвенно заверил Троцкого, что “все пройдет, как задумывалось”. Цитирую дословно донесение личного секретаря Каменева Я. Е. Эльсберга: “Как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, партия скажет: ««Вот Центральный комитет! Вот правительство!»”.
…Теперь что касается собственно планируемого на завтра, 7 ноября, переворота. Он должен начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов центрального комитета и комиссии по чистке (как они ее называют) в партии. Заниматься этим должны специально сформированные отряды “красногвардейцев” Троцкого. Именно поэтому, товарищи, просьба ко всем присутствующим — сегодня остаться ночевать здесь, в Кремле. Дезактивацией “Красной гвардии”заговорщиков займется специальный отряд ОГПУ Невидимому натиску Троцкого мы противопоставим невидимую оборону… Все будет сделано тихо, чтобы не тревожить массы трудящихся, отмечающих первое десятилетие великого праздника нашей революции»
[80]
.
События развивались следующим образом. В полночь с 6 на 7 ноября по приказу Шапошникова, командующего Московским ВО, была тихо поднята 2-я Московская пехотная школа им. Ашенбренера. Как рассказывал очевидец и участник тех событий и одновременно выпускник этой школы Лебедев В. Г., курсантам была поставлена задача немедленно занять, а потом забаррикадироваться внутри зданий центральной почты, телеграфа, телефонной станции и взять под особую охрану электростанцию. Применение оружия ограничивалось лишь крайними случаями. Более того, как потом выяснилось, командующий округом на всякий случай подтянул к Калужской Заставе два бронедивизиона.
Рис. 13. Курсанты 2-й пехотной школы им. Ашенбренера.
В 10 часов утра начался парад. К тому времени «красногвардейцы» Троцкого уже обошли все известные им квартиры членов ЦК, ответственных работников правительства и, не найдя никого, устремились на захват правительственных зданий, вокзалов, почты, телеграфа и телефонной станции. Тут они неожиданно для себя столкнулись с отрядами Маленкова, тогдашнего сотрудника Организационного отдела ЦК ВКП(б), организовавшего на отпор троцкистам рабочую молодежь заводских окраин Москвы. Возникли перепалки, местами переходящие в потасовки типа «стенка на стенку», что сразу исключило массовое применение огнестрельное оружие.
К 11 часам окончательно провалилась попытка захвата центральной электростанции. Курсанты выставили в окна пулеметы и предупредили штурмующих, что могут открыть огонь на поражение. Те тут же откатились.
Зная, что значительная часть высшего командного состава — его сторонники, но основная масса военнослужащих настроены против него, Троцкий задумал провокацию, в результате которой на мавзолее должна была начаться сумятица. А это, в свою очередь, дало бы повод военным, участвующим в параде, вмешаться в происходящее, где уже не играло бы никакой роли, кто за кого. В суматохе Сталина и его соратников можно было под шумок уничтожить. За организацию провокации взялся начальник Академии им. Фрунзе Эйдеман, один из ближайших подручных Тухачевского. Он выдал трем своим слушателям, одним из которых был Охотников, специальные пропуска в Кремль. Время провокации было подгадано к моменту объезда Ворошиловым парадных расчетов на Красной площади, когда внимание всех будет невольно приковано к этому действу.
Без помех попав в Кремль, провокаторы встретили сопротивление только у входа в туннель, ведущий на трибуну мавзолея (вот тебе и обещания Ягоды усилить охрану), а затем на самой трибуне. И там, и там возникли потасовки. Не без труда охране удалось скрутить злоумышленников. И хотя в какой-то момент Охотников нанес удар Сталину, большой сумятицы не возникло.
К половине двенадцатого до Троцкого дошло, что мятеж провалился. И тогда он бросил в бой свой последний резерв. В здании Московского университета в тот момент проходил съезд еврейского студенчества. Взбежав на трибуну, Троцкий призвал всех присутствующих выступить в защиту идеалов Октябрьской революции, давшей так много евреям, против антисемитски настроенных членов ЦК во главе со Сталиным. Студенты с энтузиазмом рванулись на улицу, где, слившись с участниками антиправительственной манифестации, попытались прорваться на Красную площадь. Но им преградила дорогу все та же молодежь, откликнувшаяся на призыв Маленкова. Вновь произошла потасовка, обернувшаяся синяками, ссадинами, разбитыми носами. До применения оружия, того, что жаждал Троцкий, дабы спровоцировать на вмешательство армейские части, принимавшие участие в параде, дело вновь не дошло.
И именно в этот момент Шапошников ввел в Москву свои броневики. Основная масса москвичей восприняла их появление как продолжение парада. Повсеместно локальные стычки прекратились, а люди, в них участвовавшие, стали расходиться. Откуда-то на площадях, в парках, в скверах появились музыканты. Зазвучали песни, начинались танцы. Большой праздник начал входить в свои права. Все задержанные милицией были распущены по домам. Отпущен был даже Охотников. Сталин так объяснил этот жест:
