Невольно вспомнились слухи, ходившие по городу, что Сухомлинова и ее друзья за этой занавеской присутствовали при самых секретных докладах военному министру»
[18]
.
Брусиловский прорыв
Важнейшим шагом в подготовке февральского переворота стал, как это ни странно, Брусиловский прорыв. А точнее, блеск задумки, впечатляющие тактические результаты, сочетающиеся со стратегическим пшиком.
Генерал Брусилов был назначен командующим Юго-западного фронта за два месяца до начала своего знаменитого наступления и исключительно благодаря отчаянным мольбам руководителя Ставки генерала Алексеева. Оно состоялось вопреки мнению двора, то есть все той же камарильи и связанной с ней либеральной «оппозиции».
Рис. 2. Первая мировая война. Австрийские пленные под Перемышлем.
Сам генерал Алексеев был неплохой военный, вряд ли уступающий по своим талантам другим знаменитым полководцам той войны: Жоффру, Фошу, Петену, Гинденбургу, Людендорфу, Макензену. Он отчетливо понимал, как дорого обошлось Германии и Австро-Венгрии «великое русское отступление 1915 года». При вытеснении русских из Польши, Литвы и Галиции союзники потеряли почти один миллион двести тысяч человек, при одном миллионе русских потерь. Отсюда он делал правильный вывод, что, не добившись решающей победы на Восточном фронте, немецкое командование, подобно раненому зверю, бросится на Запад. И действительно, 21 февраля французы и немцы сцепились в десятимесячной «мясорубке» у Вердена, а австрияки начали готовиться к разгрому итальянцев у Трентино.
Таким образом, предоставлялась возможность взять реванш за неудачи прошлого года. Наступление Алексеевым готовилось согласно царской директиве:
«Государь Император, утвердив 11 апреля журнал совещания, состоявшегося 1 апреля под личным председательством Его Величества, повелел:
1) Общая цель предстоящих действий наших армий — переход в наступление и атака германо-австрийских войск.
2) Главный удар будут наносить армии Западного фронта. Армии Северного и Юго-Западного оказывают содействие, нанося удары с надлежащей энергией и настойчивостью»
[19]
.
То есть прорыв этот должен был выполнен силами войск Западного фронта генерала Эверта. Для этого туда должна была стянута вся тяжелая артиллерия, находящаяся в резерве. Для этого же туда предполагалось направить и общий резерв, находящийся в распоряжении верховного главнокомандующего. Однако не весь: часть его предназначалась и для передачи Северо-западному фронту генерала Куропаткина, который должен собрать достаточно внушительный кулак, чтобы ударить в прорыв на тот же Вильно, для выхода в более глубокий тыл германских войск. Что же касалось Юго-западного фронта, на который назначался Брусилов, то ему отводилась пассивная роль — ждать, когда его северные соседи достаточно глубоко вклинятся в боевые порядки немцев. Ценность же Брусилова на посту командующего Юго-западного фронта заключалась в том, что он единственный из высшего командного состава был настроен на наступление и мог помочь Алексееву сломить сопротивление своему плану остальных командующих фронтами.
Брусиловский или Луцкий прорыв стал единственной вразумительной операцией Первой мировой войны. Вот как излагал свои соображения по задуманному сражению сам Алексей Алексеевич:
«Что нам всем известно из опыта последнего года войны? Я не ошибусь, конечно, если суммирую этот опыт в немногих словах: наступательные действия противника удаются, как, например, всем хорошо памятный прорыв фронта третьей армии Макензеном, и приводят к неисчислимым потерям, а наступательные действия наши не удаются, как это мы видим на примере седьмой армии в Буковине и Галиции или как недавнее наступление на Западном фронте, у генерала Эверта. Возникает естественный вопрос: почему то, что удается противнику, не удается нам?
Все дело только в тактических приемах, которые наши руководители наступлений стремятся слепо заимствовать у немцев, вместо того чтобы создавать сообразно с обстоятельствами свои приемы. Прием немецких тактиков грубо прост и остается пока неизменным, а именно: собирается кулак против намеченного для прорыва места, и множество собранной артиллерии начинает долбить позиции, пока не продолбит брешь, в которую бросается пехота, а потом конница пускается по тылам, вот и все.
В дело должен быть введен другой прием, тоже, разумеется, весьма простой, но почему-то до сего времени никем не применявшийся: каждая из четырех армий вверенного мне фронта должна наметить свой участок для прорыва фронта противника, и, сообразно с тем, какая из армий будет действовать удачнее других, ее успех незамедлительно будет поддержан и развит силами общефронтового резерва. Но, кроме того, некоторые корпуса тоже должны будут начать земляные работы как подготовку к наступлению, причем это, разумеется, неминуемо станет известным противнику и неминуемо же собьет его с толку относительно настоящих направлений прорыва в каждой из армий. Противник будет видеть сверху, с аэропланов, и будет фотографировать, конечно, нашу подготовку на боевое сближение с ним в одном месте, в другом, в третьем, в четвертом, в пятом, в шестом, в седьмом, наконец, — и куда же именно командование его должно будет стягивать свои резервы? Между тем резервов у него немного, это известно нам. Вся сила его заключалась только в том, что эти резервы он умел стягивать к одному, нужному в тот или иной момент пункту, а мы этого не умели делать. Чем же он превосходил нас? Только ли тем, что у него более совершенная техника и более развитой транспорт? Нет, еще и тем, и главным образом тем, что держал в своих руках инициативу. Этот-то шанс мы и выбьем из его рук, когда начнем наступление сами»
[20]
.
Впоследствии Брусилов с горечью напишет:
«Никаких стратегических результатов эта операция не дала, да и дать не могла, ибо решение военного совета 1 апреля ни в какой мере выполнено не было. Западный фронт главного удара так и не нанес, а Северный фронт имел своим девизом знакомое нам с японской войны “терпение, терпение и терпение”. Ставка, по моему убеждению, ни в какой мере не выполнила своего назначения управлять всей русской вооруженной силой. Грандиозная победоносная операция, которая могла осуществиться при надлежащем образе действий нашего верховного главнокомандования в 1916 году, была непростительно упущена»
[21]
.
Были ли у него основания так написать? Да, были. В результате Брусиловского прорыва Юго-Западный фронт нанес тяжелейшее поражение австро-венгерской армии, фронт при этом продвинулся на небывалые для того времени расстояния, от 80 до 120 км вглубь территории противника, с занятием почти всей Волыни, почти всей Буковины и части Галиции. Австро— Венгрия и Германия потеряли более 1,5 миллионов человек. Только пленными более 500 тысяч. Для отражения русского наступления Австрии и Германии пришлось перебросить с Западного, Итальянского и Салоникского фронтов 31 пехотную и 3 кавалерийские дивизии (более 400 тыс. штыков и сабель), что облегчило положение союзников в сражениях под Верденом и на Сомме, а также спасло итальянскую армию от разгрома. Под влиянием русской победы Румыния приняла решение о вступлении в войну на стороне Антанты.
