– То есть? – сдвинул брови Даймонд.
– Что это значит? – спокойно спросила Этель.
– А это значит, Этель, что все вы будете тянуть жребий. Чтобы перспектива занять более высокое место никого больше не ввергала в соблазн и не толкала на преступление.
– Но контролер будет? – уточнила я.
Ральф обернулся ко мне и окинул пронзительным взглядом. Пытается прочитать мысли? Не получится. Я владею заслоном в совершенстве – причем обоими способами, поскольку думать о сексе при Этель мне до сих пор неловко.
– Будет, Бренна. Обязательно. Как минимум один.
Последние слова повергли нас в недоумение, но больше ничего объяснять Ральф не стал.
Мы с Даймондом рассудили, что этот вариант, скорее, хорош для нас. Ведь отношение Ральфа к моему магу ничуть не изменилось, несмотря на последние заслуги и даже на то, что Даймонд освоил наконец обращение с огнем.
– А что будет с семиугольником? – лишь как-то спросила я у Ральфа. – Вы найдете нового мага?
– Я бы с радостью это сделал, но, к сожалению, это невозможно, Бренна. Лиге неизвестно больше ни одной подходящей кандидатуры, да и два месяца – неприемлемый срок для подготовки креадора. С тобой нам повезло, но два раза в сутки луна не всходит. Единственное решение, которое возможно было принять в данном случае, – это сохранить все как есть. Именно поэтому Сара Гринфилд не казнена, а приговорена к заключению. Разумеется, миры ей создавать запрещено – да у нее и не будет такой возможности. Но магическая связь сохранится, а с ней и структура семиугольника, что для миротворения совершенно необходимо.
Как-то в середине сентября профессор Винтер подошел ко мне, когда я заносила в Реестр магических существ нечисть высокогорья, и спросил:
– Бренна, я слышал, вы отыскали свой метод миротворения?
– Да, – улыбнулась я. – Через стихию. Сначала была туча, потом дождь, он вспоил землю, которая взрастила травы и животных, а на место животных пришел человек. Ну или – метод большого взрыва. Тоже годится.
– Разве это не способы Даймонда? – выказал осведомленность профессор.
– Да, – покраснела я. – Но мне они тоже полностью подходят.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, зная ваше серьезное отношение к работе. Но мне бы хотелось подать вам еще одну идею. Ведь креадор может владеть разными методиками.
– Какую же? – заинтересовалась я.
– Попробуйте начать не со стихии, а с существа. Мне кажется, так у вас получится даже лучше. Я вижу ваши склонности: вам ближе живое и разумное, нежели неразумное, но могущественное. Поразмыслите над этим, Бренна!
И он ушел заниматься своими делами.
А я вспомнила свою сестру. И пришла к выводу, что в словах Винтера есть рациональное зерно.
Но в тот день попрактиковаться мне не удалось, а потом, за предэкзаменационной суетой, это и вовсе забылось.
Сентябрь тоже миновал, листья опали, и только миндальное дерево стояло, осыпанное плодами. Студенты рвали их и лакомились, говоря мне спасибо. Однажды днем я рылась в библиотеке в поисках подходящей иллюстрации: надо было показать на выпускном экзамене красивый фантом воссозданного мира, чтобы поразить профессоров.
– Бренна, поищи в дальнем ряду на нижних полках, – посоветовал мне находящийся тут же профессор Соулс. – Там должны быть старые альбомы некоторых наших выпускников, в них иногда можно обнаружить неожиданные вещи!
Я так и сделала. Вытащила несколько альбомов с рисунками – еще прошлого века! Хотя для креадоров эпохи ведь не имеют значения. Один из них мне очень понравился, потому что художник рисовал в основном людей, а не абстракцию, как почему-то любили многие. Даже Даймонд пытался чертить какие-то невообразимые схемы, подбивая Рихарда строить по ним дома. К счастью, Рихард отбрыкивался. Я перевернула очередную страницу – и картинка заинтересовала меня. Она была очень необычной.
Вдоль берега горного озера извивалась дорога, вымощенная красным и белым камнем. По ней друг за другом, растопырив руки, словно играя в самолетик, шли двое детей. Но самое интересное, что у нижнего края рисунка, близкого к зрителю, дорога переставала быть дорогой – она превращалась в ряды красных крыш над белыми стенами домов. То есть вблизи это был город, а вдали он превращался в дорогу. А дети шли, словно одновременно и по камешкам, и по крышам.
– Что это такое, профессор? – воскликнула я.
Соулс подошел и взглянул.
– А, – с улыбкой протянул он. – Это Роб Сен-Анри, один из моих первых выпускников. Отлично помню его рисунки, а этот особенно: здесь он фигурально изобразил Единый Магический Путь.
Я чуть не вскрикнула от неожиданности: мы с Даймондом были так заняты, во-первых, друг другом, во-вторых – подготовкой к экзаменам, что даже не вспомнили, о чем хотели расспросить Соулса.
– Что такое Единый Магический Путь, профессор?
– О, моя дорогая, это древняя легенда.
Он уселся в кресло, готовясь рассказывать. Я примостилась рядом, устроившись на краешке стеллажа.
– Считается, что Единый Магический Путь – это дар или проклятие великих демиургов, которые существовали многие тысячелетия назад, но потом ушли, оставив творить миры людям. Люди научились, и неплохо управлялись с этой задачей. Но те из них, кто становился творцом, вынуждены были держаться далеко друг от друга и никогда не заключать между собой союзов. Потому что один творец для мира – хорошо, а два – для мира погибель. Ты это уже знаешь.
– Уже знаю, – как эхо повторила я.
– Так вот, Единый Магический Путь появляется сам, неожиданно, и выбирает двоих. Он связывает их тесней, чем любые узы. И два креадора получают возможность творить вместе.
– Так это же… здорово! – закричала я, вскакивая.
– Не совсем, – мягко сказал профессор. – Если двое становятся верными друзьями, во всем помогают друг другу, усиливают общий потенциал – тогда это счастье. Но они могут стать и лютыми врагами, мешая друг другу, отравляя жизнь невольному товарищу по Магическому Пути, ведь они его не выбирали. Выбор сделан за них. И тогда всякое может случиться. Разрушится мир, кто-то погибнет… Всякое.
– А если…
Я осеклась.
– Я понимаю, что ты хочешь спросить, дорогая. Если двое любят друг друга, так ведь?
Я промолчала, уставившись в пол.
– Думаю, ты сама ответишь на этот вопрос. За это время мы, как могли, изучили с тобой историю великих держав и великих людей. Скажи, многие ли пары сохраняли любовь и верность до конца жизни? Для многих ли совместное существование было лишь благом?
– Нет, – прошептала я.
– Вот именно, дорогая. Креадоры тоже люди, и им свойственны людские пороки. Но это люди, обремененные непростой миссией и такими же непростыми пороками. – И видя, что я притихла, понурившись, Соулс добавил: – К тому же это всего лишь легенда. Никто никогда в этих стенах не знал, как, где, кому выпадает Единый Магический Путь. Никто его не видел.
