11
Когда Эцио привез герцогу весть о том, что с последним Пацци было покончено, Лоренцо сначала обрадовался, но затем огорчился, узнав, какую цену пришлось заплатить за безопасность Флоренции и семейства Медичи. Споры и недоразумения Лоренцо предпочитал улаживать дипломатическим путем, и это разительно отличало его от правителей других итальянских городов-государств.
Он наградил Эцио церемониальной мантией, которая давала своему носителю ряд преимуществ.
– Ваша светлость, вы сделали мне удивительный подарок, – сказал ему молодой Аудиторе. – Вот только боюсь, у меня мало времени, чтобы насладиться всеми привилегиями.
– Что? – удивился Лоренцо. – Вы опять собираетесь нас покинуть? Я надеялся, что вы останетесь, переселитесь в ваше семейное палаццо и войдете в городской совет. Мне очень нужны такие помощники, как вы.
Эцио учтиво поклонился:
– Простите за откровенность, ваша светлость, но я считаю, что с падением семейства Пацци опасности, грозящие Флоренции и вам, отнюдь не кончились. Пацци были лишь одним щупальцем гигантского спрута. Есть и другие, и это заставляет меня ехать в Венецию.
– В Венецию?
– На последней встрече Родриго Борджиа с Якопо присутствовал один человек из семейства Барбариго.
– Это одно из наиболее могущественных семейств в La Serenissima
[87]
. Вы считаете того человека опасным?
– Да, поскольку он – союзник Борджиа.
Лоренцо задумался.
– Знали бы вы, Эцио, как мне не хочется вас отпускать, – сказал он, разводя руками. – Но я – ваш вечный должник, а это означает, что я не вправе вам приказывать. И потом, мне думается… дело, которое вы взялись исполнить, в конечном итоге послужит благу нашего города, хотя я, быть может, до этого и не доживу.
– Не говорите так, ваша светлость.
Лоренцо невесело улыбнулся:
– Надеюсь, я ошибаюсь, но жизнь в Италии в наши дни подобна жизни у подножия Везувия. Она столь же опасна и неопределенна.
Перед отъездом Эцио навестил Анетту, которая снова жила в старом палаццо Аудиторе. Ему не хотелось заходить внутрь, и они поговорили на улице. Молодой человек передал ей подарки и рассказал последние новости. Дом Кальфуччи он на этот раз обошел стороной. Заглянул он и к Паоле. Та обрадовалась его приходу, но вела себя как-то странно, словно ее мысли были далеко. Последним, кого решил навестить Эцио, был его друг Леонардо. Придя в мастерскую, он застал там лишь Аньоло и Инноченто.
– Ciao, Эцио! – с улыбкой приветствовал его Аньоло. – Как давно вы у нас не были!
– Очень давно! – подхватил Эцио, но при этом вопросительно посмотрел на помощника художника.
– Вы, наверное, хотите спросить, где Леонардо? – догадался тот.
– Насколько понимаю, он уехал.
– Да, но не насовсем. Часть своих сокровищ он взял с собой, однако забрать все не мог. Мы с Инноченто остались сторожить их до его возвращения.
– И куда же он направился?
– Забавно. Маэстро долго вел переговоры с миланским семейством Сфорца, как вдруг граф де Пексаро пригласил его в Венецию. Заказ на пять портретов членов семьи графа… – Аньоло понимающе улыбнулся. – Если у Леонардо хватит времени для живописи. Похоже, совет дожей больше заинтересован в других дарованиях нашего маэстро. Механика, фортификация… Ему там пообещали мастерскую, помощников и все необходимое. Так что, дорогой Эцио, если хотите повидаться с Леонардо, вам придется поехать в Венецию.
– Именно туда-то мне и нужно! – воскликнул Эцио. – Прекрасные новости. А как давно он уехал?
– Два дня назад. Но вы без труда его нагоните. Леонардо едет в громадной повозке, запряженной двумя волами.
– Скольких людей он взял с собой?
– Двух погонщиков да пару всадников для охраны. Они выехали по Равеннской дороге.
Эцио взял с собой лишь то, что поместилось в седельные сумки. Через полтора дня пути за очередным поворотом дороги он увидел двух волов и массивную телегу с холщовым пологом. Телега была нагружена весьма необычным скарбом, тщательно уложенным для перевозки.
Однако сейчас повозка никуда не ехала. Погонщики стояли рядом, почесывая в затылках. Чувствовалось, что между ними недавно произошла перепалка. Всадники – двое худосочных молодых людей, вооруженных арбалетами и копьями, – стояли на придорожном холмике, совершенно безучастные к происходящему. Леонардо мастерил из подручных средств что-то вроде рычага, когда, подняв голову, заметил молодого человека.
– Эцио, дружище! – воскликнул он. – Какая удача!
– Здравствуй, Леонардо. Что тут у вас случилось?
– Маленькая неприятность, какие нередки в дороге. Колесо слетело… – Леонардо указал на заднее колесо, которое теперь валялось рядом. – Вся загвоздка в том, что нужно приподнять край повозки, иначе колесо на ось не насадить. Но ты сам видишь, как сильно она нагружена. Я так тщательно все увязал… Разгружать ее просто немыслимо, а чтобы приподнять ее в нагруженном состоянии, нам не хватает сил. Я тут попробовал сделать рычаг, но высота подъема недостаточна. Ты не возражаешь…
– Ничуть, – ответил Эцио, понимая, что никакие рычаги тут не помогут.
Он подозвал погонщиков – крепких, сильных мужчин, толку от которых было больше, чем от тощих всадников. Втроем они сумели приподнять край повозки и удерживать достаточное время, чтобы Леонардо успел насадить колесо обратно на ось и надежно закрепить стопорящим клином. Удерживая повозку, Эцио рассматривал ее содержимое, в том числе и странную конструкцию, похожую на скелет летучей мыши. Чувствовалось, она претерпела немало изменений.
Через какое-то время повозка снова тронулась в путь. Леонардо уселся на скамью рядом с погонщиком. Второй погонщик вел волов под уздцы. Всадники ездили взад-вперед, поднимая пыль. Эцио пустил лошадь шагом, и они с художником погрузились в разговор. Со дня их последней встречи прошло немало времени. Тем для беседы накопилось предостаточно. Аудиторе рассказывал другу то, что мог рассказать, а да Винчи с восторгом говорил о новой работе и о неожиданной возможности своими глазами увидеть Венецию.
– Я так рад, что у меня появился попутчик! – признался Леонардо. – Ты уверен, что я тебя не задерживаю? Один ты бы добрался намного быстрее.
– Я тоже рад попутчику, да еще такому, как ты. Заодно прослежу, чтобы ты благополучно добрался до места.
– У меня есть сопровождающие.
– Леонардо, прости меня, если я лезу не в свое дело, но любой молокосос, промышляющий разбоем, прихлопнет их с такой же легкостью, как ты – докучливого комара.
Эти слова сначала удивили Леонардо, затем, похоже, обидели, но после рассмешили.
