– Ты дала ей слово, что не арестуешь его.
– Теперь это уже не важно.
– Ты же не думаешь, что этих девочек убил он!
Черт побери, нет, конечно, она так не думала – и очень надеялась, что ее не обвели вокруг пальца.
– Думать – это еще не доказательство, а он ко многим из жертв имел отношение. Обманщик, вор, мошенник!
– Ты сейчас о ком? О нем или обо мне?
Ева бессильно откинулась на спинку сиденья.
– Прекрати.
– А что? Бандой девочек я, конечно, не заправлял, но сам в банде был. Я обманывал, я воровал, время от времени кого-то разводил. Ты научилась с этим жить, но оно тебя время от времени беспокоит.
– Ты давно бросил.
– Да, и вначале – ради себя самого, когда мы еще не были знакомы. А окончательно – ради тебя. Ради той жизни, о которой я мечтал для нас двоих. И у меня был Саммерсет, в противном случае мой батя так и продолжал бы из меня душу выколачивать, пока не прибил бы до смерти. Тебе лучше многих известно, что система опеки срабатывает не всегда, как бы ее работники ни старались. И что не все, кто берет под опеку детей, делает это из чистых побуждений. У тебя, лейтенант, свои установки, у меня – свои. Но не думаю, что в этом деле мы сильно различаемся. Расходимся немного, но не так чтобы очень далеко. Тем более что дело касается Мейвис.
Он протянул руку и погладил ее по бедру.
– А где ее мать? Ты же наверняка проверяла.
– В заведении для таких психов, как она. Которые других таких же психов режут кухонным ножом. Уже восемь лет там. А до этого моталась с места на место, вступила в какую-то секту, ушла, отбывала срок за проституцию – а расплачивались с ней «зевсом». Сбежала, села на план. Совсем скурилась, а потом порезала бабу, с которой бежала из отсидки – и с которой к тому времени сошлась. Мейвис была права. За столько лет она свои мозги просто сжарила. Сейчас ее держат на успокоительных.
– Ты ей не сказала.
– Скажу, если – или когда – ей это надо будет знать. Если – или когда – она сама спросит. Она выкинула это все из своей памяти – по крайней мере, до сегодняшнего вечера. По-настоящему. Были у нее моменты, когда она терзалась комплексами, что из нее не получится хорошей матери, но она сумела их побороть и стать счастливой. Сказать ей про мать сейчас – значит снова на нее все это навалить.
Ева прижала голову к подголовнику.
– И она была права. Если бы ее мать была вменяема, она все равно не узнала бы брошенную ею дочь в Мейвис Фристоун, поп-звезде и такой… жар-птице. Не перестаю поражаться ее нарядам.
– В этом есть свой отдельный смысл, нет? Ее принуждали носить мрачные платья, волосы коротко обрезали. Своими броскими нарядами она демонстрирует, что не просто прощается со своим прошлым, а ставит на нем решительный крест и выжигает каленым железом.
Представив себе эту картину, Ева рассмеялась.
– Да, наверное. Интересно, сама-то она отдает себе в этом отчет?
– Думаю, отдавала, когда начала экспериментировать с цветом волос, цветом глаз, одежками. А теперь? Теперь это уже ее натура.
Рорк свернул, въехал в ворота и подкатил к парадному крыльцу их красивого, элегантного особняка.
– Айрис она не узнала? Та ведь тоже в Клубе была?
– У меня не было фото, чтобы ей показать. Айрис Керквуд не подавали в розыск, никаких ориентировок не было, ни здесь, ни там, где умерла ее мать. Она как сквозь землю провалилась. Да, система подчас дает сбой, и иногда в самый нужный момент, но обучение девочек-подростков тому, как дурить честных граждан, разводить их на «возьми конфетку» – это не решение.
– Никогда не слышал о такой разводке.
– Сама придумала. Конфет захотелось.
Он поставил машину перед парадным входом и улыбнулся жене.
– Пойдем. Получишь свои конфеты.
Она вошла вместе с ним, скинула пальто на стойку перил.
– Что ты намерена делать с адресами, которые тебе дал Себастьян?
– Пошлю оперов опросить и хорошенько потрясти жильцов, владельцев магазинов, которые существовали в том районе, когда девочки пропали, показать им фото. Надо копать и копать. Достаточно одного человека, – продолжала она, уже поднимаясь с ним по лестнице, – всего одного, который видел какую-то нашу жертву – или жертвы – в компании с кем-то еще. Они наверняка были с ним дружны, доверяли ему. Айрис… – пробормотала Ева себе под нос. – У нее была какая-то тайна.
– Ты уверена, что она тоже в числе жертв.
– Сам подумай: она тайком уходит из Клуба, который был для нее домом, где она чувствовала себя в безопасности, берет с собой свою игрушку и больше не возвращается. Они ее так и не нашли – а я ему верю, что искали. Ее кто-то похитил или выманил, а потом убил.
Они поднялись в кабинет. Ева взглянула на свой стенд.
– Значит, ее помещаем наверх. Вопросительный знак с Мерри снимаем и ставим против Айрис. Но ему недолго там висеть.
– У тебя остались всего двое.
– Да, и возможно, что ключ к разгадке как раз в одной из этих двух. Или в Делонне. Та тоже внезапно исчезла, но ей было уже почти шестнадцать и она практически вышла из поля зрения опеки. Но, если верить Себастьяну, она жива.
– И здравствует.
– Это я тебе скажу, когда с ней пообщаюсь – а я с ней непременно пообщаюсь, – сказала Ева, присев на корточки рядом со своим рабочим креслом. – Если к завтрашнему утру он не проявится, придется мне его поприжать.
– Что ты и так не прочь была бы сделать – из принципа.
Она достала из ящика стола шоколадный батончик.
– Здесь? Вот это да! Не знал, что у тебя дома нычка есть.
– Я от тебя ничего не прячу. А сейчас даже с тобой поделюсь. – Она разломила батончик на две равные половины.
– Ну, будем! – сказал он и «чокнулся» с ней шоколадкой.
Шоколад придал ей сил – особенно после того, как она запила его горячим кофе, – так что она просидела за работой до полуночи.
Из пустого в порожнее, призналась она себе. Топчемся на месте. Но иногда на десятый раз вдруг да заметишь то, что поначалу проглядел.
Это сделал тот, кого они знали. И многие из них – если не все – были знакомы между собой. Некоторые вместе жили. Или вместе сбежали. Толклись на одной земле.
Если допустить, что Себастьян не лжет, документов Шелби он не подделывал. Предположим, он сказал правду, рассуждала Ева. Задрав ноги на стол, она вглядывалась в свой стенд. Могла она состряпать их сама, если подсмотрела, как лепит фальшивые документы Себастьян? Переняла его приемы, ведь, как он сам сказал, быть внимательной она умела.
Может быть. Это может быть.
Ева вывела на экран фотографию Шелби и вгляделась.
