– Хотите, чтобы я пришла с ордером? Что ж, извольте. А пока я его добываю, я свяжусь с известными мне представителями прессы, расскажу им о вашем заведении и о его основателях, которые сейчас находятся под следствием по делу об убийстве двенадцати молоденьких девочек.
– У вас ничего не выйдет!
– Пибоди, как думаешь, выйдет у меня или нет?
– О да, лейтенант, выйдет, и еще как! Соединить вас с Надин Ферст?
– Нет, нет, нет! Погодите! Стойте! Я приведу мистера Джонса. Подождите!
– Ну ладно.
Шивиц выбежала, а Ева стала ждать, облокотившись на перила. Мысленно она дала Квилле не больше пяти секунд на то, чтобы вылезти из своей норки.
На деле хватило и трех.
– Вот это скандал! Похлеще любого сериала! Лихо вы ее с места сдули.
– В этом деле я спец.
– А что, у мистера Джонса пятки горят?
– Да.
– Он не мог никого убить. Он у нас такой праведник, все для других, для других…
– Убийство тоже совершается в отношении других.
– Да, но не в этом смысле, – парировала девочка. – Мисс Джонс, когда сегодня вернулась, так и кипела. Аж пар шел. Вся красная. И вызвала мистера Джонса к себе немедленно. А она отродясь так не делает. Потом они засели в кабинете и она как пошла разоряться – что-то в том духе, что вы навешиваете всякую хрень, чтобы всех их поиметь – ну, только она это красивыми словами говорила. А он все: ну, ну, тише, тише, но только не так, как в тот день, когда после вашего ухода – ну, когда они только узнали про эти убийства. Сегодня она рыдала, почему он и нес всю эту ахинею. Успокаивал, типа. А она… – Квилла приложила ладонь ко лбу тыльной стороной, воспроизведя классический жест отчаяния. – Ах бедняжки, ах бедные заблудшие души! И все в таком роде. А он все: ну, ну, Филли, успокойся, теперь их души упокоились с миром. Мы за это не отвечаем. Мы и так делаем все, что в наших силах… ля-ля, тополя… А та все слезами заливается. Тогда он: ну ладно, хватит, замолчи, не мешай думать. Ну… то есть он этого не говорил, но смысл был такой.
– А дальше?
– А потом… – Она резко выпрямилась и оглянулась. – Все, ухожу.
– Вот слух, а? – восхитилась Ева, видя, как Квилла исчезает буквально за секунду до того, как из коридора второго этажа раздался шумный возглас Филадельфии, сопровождаемой семенящей за ней Шивиц – ни дать ни взять, комнатная собачонка.
– Неслыханное дело!
– Да, а может стать еще более неслыханным, – огрызнулась Ева.
– Вы не имеете права вторгаться в наши частные помещения. Это травля, и я намерена связаться с нашим адвокатом.
– Да сколько угодно. А я свяжусь с руководством, получу ордер, а в ожидании ордера… Пибоди, ты, кажется, хотела звонить Надин Ферст? Вперед! Она с удовольствием покажет репортаж об этом деле в вечернем выпуске.
– Минуту!
– Только если минуту, – отрубила Ева. – Ваш брат является фигурантом дела о массовом убийстве, а никто не знает о его местонахождении. Вообще-то, Пибоди, давай-ка объявим Нэшвилла Джонса в розыск. Шли ориентировку.
– Что еще за ориентировку? – вскинулась Филадельфия. – Он что, преступник? Прекратите немедленно!
– Вы нам говорите, где он, – предложила Ева, – а мы не станем рассылать его физиономию всем постовым и патрульным Нью-Йорка.
– Я не знаю! Ради всего святого, он не докладывает мне о каждом своем шаге! Ему надо было уйти – он ушел.
– Он ушел после вашего возвращения с допроса, когда вы рассказали ему, о чем мы с вами говорили, и когда ему передали, что я хочу пригласить на допрос и его тоже. Чуешь душок, Пибоди?
– Еще какой!
– Он расстроился. Мы все расстроены. Пожалуйста, уйдите. – Филадельфия сделала жест, каким гоняют кур. – Вы мешаете нашим занятиям, мешаете проводить сеансы, мешаете, наконец, нашим воспитанникам. Уезжайте, а я позабочусь, чтобы он связался с вами, как только войдет в дверь.
– Не годится. Мне надо взглянуть на его жилье.
– Зачем? Что вы себе удумали? Что он тела там прячет?
– Показывайте. Пусть я окажусь не права.
– Это унизительно! – Однако она развернулась на каблуках, решительно шагнула к следующему пролету лестницы и начала подъем.
Несколько дверей были чуть приоткрыты. Ева так и видела прильнувшие к ним глаза и уши. Вот это скандал, как сказала бы Квилла.
Филадельфия достала из кармана магнитную карточку, провела по небольшому считывающему устройству, после чего ввела код.
– От воспитанников закрываетесь?
– Если их не искушать, они и не оступятся. – Она вошла в комнату. – Вот. Гостиная и кухня у нас общие.
Ева расценила квартиру как скромную, уютную, но уж никак не навороченную. По виду этого жилья никто бы не сказал, что они тратят деньги фонда на роскошества.
– У меня ванная, постель и жилая комната с этой стороны, а у Нэша – с той. Для уединения можно закрывать двери. Сейчас, как видите, они открыты – как и всегда.
– Вижу. – Ева шагнула на половину Нэша.
Филадельфия бросилась за ней.
– Только вещи его не трогайте!
– Тогда будьте рядом, следите за мной.
Раскрасневшаяся, с пылающими глазами, Филадельфия подбоченилась.
– Я потребую от вас письменных извинений. От вас обеих и от вашего начальства.
– Сейчас напишем.
В жилой комнате Нэша Джонса стояли два кресла, небольшой письменный стол с мини-компьютером, на стенах – пара недорогих картин, на полу – изношенный ковер.
Спальня была выдержана в спартанском духе. Простая кровать, еще одно небольшое кресло, комод с фотографией младшей сестры в обнимку с двумя братьями на фоне здания БВСМРЦ.
– Это его телефон? – спросила Ева, показав на комод.
– Что? Я… Ой, он телефон забыл! Так вот в чем дело! Когда Матушка мне сообщила о вашем приезде, я пыталась с ним связаться, но включилась голосовая почта. Оказывается, он телефон дома оставил.
– Хм-м. – Если телефон не при тебе, тебя по нему и не вычислят, подумала она. Оставь его лежать в спальне на комоде – и твое местонахождение никому не известно: пеленг-то невозможен.
– Посмотрите у него в шкафу.
– Ни в коем случае!
– Посмотрите у него в шкафу, – повторила Ева таким терпеливым тоном, какого, по ее мнению, эта особа не заслуживала, – все ли вещи на месте.
– Конечно, все вещи на месте! Это просто смешно. – Филадельфия с негодованием открыла узкий гардероб. – Вы ведете себя так, словно он сбежал или…
– Что он взял с собой?
– Я… я не говорила, что он что-то забрал.
