Книга Другая королева, страница 13. Автор книги Филиппа Грегори

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Другая королева»

Cтраница 13

Когда на престол взошла новая королева, Мария Тюдор (кто бы мог подумать, что она одолеет добрую протестантскую претендентку, мою подругу Джейн Грей?), моего бедного Кавендиша обвинили в том, что он мошенничал на службе, брал взятки, крал земли у Святой Римской католической церкви, которая снова поднялась из мертвых, как сам Иисус. Постыдные обвинения и страшные времена: наши друзья сидят в Тауэре за измену, милой маленькой Джейн Грей угрожает смерть за претензию на трон, реформация остановлена и развернута в обратную сторону, мир снова перевернулся с ног на голову, кардиналы возвращаются, идет инквизиция. Но в одном я была уверена, одно утешало меня в невзгодах: я знала, что ему точно известно, сколько он украл – до последнего пенни. Пусть говорили, что расходные книги, хранившиеся во дворце, не объясняли, откуда у него такое богатство, я знала, что уж ему-то это известно; где-то должны были быть книги, в которых все было отражено, четко и ясно, кража и прибыль. Когда мой бедный супруг Кавендиш умер, все еще под подозрением в воровстве, взятках и бесчестном ведении отчетности, я знала, что он отчитается за все на небесах и святой Петр (которого, как я думала, тоже восстановят в должности) признает эти отчеты точными до последнего пенни.

В отсутствие мужа мне, его вдове, оставшейся в мире совсем одной, пришлось защищать мое наследство на земле. Он оставил мне все, на мое собственное имя, господь его благослови, потому что он знал – я все сберегу. Вопреки обычаям, вопреки традиции и общей практике, по которой вдовы становятся нищими, а мужчины – единственными наследниками, он все до пенни оставил мне, даже не родственнику-попечителю. Он не ставил ни одного мужчины выше меня, своей жены. Он все целиком оставил мне. Подумать только! Все оставил мне.

И я поклялась, что не предам своего дорогого Кавендиша. Я поклялась, положив руку на его гроб, что буду держать мешки с золотом под супружеской кроватью, сберегу земли, которые унаследовала от него, церковные свечи на своих столах и картины на стенах и исполню свой долг перед ним, как честная вдова, добившись того, чтобы они стали по-настоящему моими. Он оставил мне свое состояние; мой долг перед ним был – проследить, чтобы его желание уважали. Уж я-то озабочусь тем, чтобы все сохранить. Я сделала это своим священным долгом: сохранить все.

А потом, хвала Господу, все иски против меня прекратила еще одна монаршая смерть. Сам Господь сохранил мое протестантское богатство. Королева Мария, папистка, запустила когти в церковные земли и вернула бы их все, если бы смогла. Она заново отстроила бы монастыри и освятила аббатства, и уж точно отняла бы все у добрых служащих, которые лишь исполняли свой долг, но Господь быстро прибрал ее к себе, и она умерла, не успев лишить нас всех имущества, а следующей правительницей стала наша Елизавета.

Наша Елизавета, принцесса-протестантка, знает цену хорошей собственности не хуже любого из нас и любит, как и все мы, мир, землю и твердую валюту. Она хорошо понимает, какова цена нашей верности ей. Мы все будем добрыми протестантами и верными подданными, если она оставит нам краденые богатства папистов и позаботится о том, чтобы ни один папист больше не сел на трон и не стал угрожать нашим состояниям.

Я держалась возле нее с самого начала – и по расчету, и по склонности. Выросла я в протестантском доме, в услужении у великой леди Фрэнсис Грей, была компаньонкой леди Джейн Грей, и я служила Господу, который признает усердный труд. Я была в Хетфилде, когда мой друг Роберт Дадли лично привез известие, что прежняя королева умерла и Елизавета – ее наследница. Я, красивая и богатая вдова (благослови за это Господь моего супруга Кавендиша), была на ее коронации, а мой следующий муж, сэр Уильям Сент-Лоу, был при ней старшим виночерпием Англии. Я заметила его на вечернем обеде в честь коронации и знала, что он, поглядев на меня, увидел хорошенькую женщину тридцати лет, с обширными землями, которые так соблазнительно тянулись вдоль его собственных. Бесценный Кавендиш оставил меня в столь процветающем положении, что я могла заполучить, возможно, и лучшего мужа. Таким называли сэра Джона Тинне из Лонглита, но были и другие. Сказать по правде, Уильям Сент-Лоу был хорош собой, и он мне понравился сам по себе. К тому же, хотя у сэра Джона и был Лонглит, дом, хозяйкой в котором мечтала бы стать любая женщина, земли Уильяма Сент-Лоу располагались в моем родном Дербишире, отчего сердце мое забилось чаще.

С таким мужем и доброй королевой-протестанткой на троне никто уж точно не станет расспрашивать о происхождении пары золотых подсвечников, некогда стоявших на алтаре, а теперь – на моем лучшем столе. Никто не станет беспокоиться по поводу трехсот с чем-то миленьких серебряных вилок, пары дюжин золотых кувшинов, изысканного венецианского стекла и сундуков с золотыми монетами, которые внезапно объявились в перечне моего имущества. Уж конечно, видит Бог протестантов, которого все мы чтим и которому поклоняемся, никто не стал бы тревожить верную вдову, которая всего-то имеет склонность к красивым вещам, которые ей попадаются. Не будет большого волнения из-за земель, некогда принадлежавших церкви, а теперь – мне. Да его и не должно быть. «Не надевай намордника на вола, что идет по полю», – говаривал мой Кавендиш, а иногда добавлял: «Господь помогает тем, кто сам себя не обидит», – и шуткой это было лишь отчасти.

Но никто из нас, клянусь Богоматерью, никто, даже в самом стяжательском настроении, не взял бы замка Татбери даже в подарок. Привести его в порядок обойдется дороже, чем снести и отстроить его заново. Так и представляю, как мой Кавендиш взглянул бы на него и сказал: «Бесс, милая, замок – вещь изысканная, но что в нем за выгода?» И мы бы уехали прочь к какому-нибудь лучшему вложению: к чему-нибудь, что можно купить по дешевке и улучшить.

Вспоминая Кавендиша, я изумляюсь моему новому мужу, графу. Его семья веками владела половиной Англии, и Татбери всегда сдавали внаем; но они позволили ему прийти в такое состояние, что он для них не годится, не годится он и для того дурака, что захотел бы их от него освободить. Конечно, мой муж граф не заботится о мелочах, он никогда не пекся о низких вопросах прибыли и убытка. В конце концов, он дворянин, а не купец, как мой Кавендиш. Он не идет в гору, как мой Кавендиш, как когда-то с гордостью шла я. Мой муж граф владеет столь обширными землями, столько народу у него служит, арендует и зависит от него, что он понятия не имеет, какие у него доходы и расходы. Кавендиша бы с души воротило так «благородно» вести дела. Я сама так не делаю; но знаю достаточно, чтобы восхищаться.

И не то чтобы с деревней Татбери что-то было не так. Дорога, идущая через нее, вполне широка и неплохо проторена. Есть пристойная пивная, есть таверна, которая явно была когда-то церковным приютом для бедняков, пока кто-то не сделал ставку и не заполучил его, – хотя, глядя на поля вокруг, я сомневаюсь, что в том была большая выгода. Здесь кругом добротные фермы и плодородные земли, и река по ним протекает глубокая и быстрая. Земля равнинная, не такая, как я люблю: крутые холмы и низины Дербишира. Тут все довольно плоско, и замок Татбери торчит на своей маленькой насыпи, как вишенка на кучке взбитых сливок. Дорога к замку вьется по холму, как тропинка по мусорной куче, а на вершине стоят красивые ворота, выстроенные из хорошего камня, и внушительная башня, при виде которой начинаешь надеяться на лучшее; но вскоре разочаровываешься. За крепостной стеной слева стоит домик, разве что не привалившийся к сырой стене, внизу – большой зал, наверху уборные, сбоку кухня и пекарня. И вот это, будьте любезны, покои королевы Шотландии, которая родилась в замке Линлитгоу, а выросла в шато в Фонтенбло, и может несколько удивиться, обнаружив себя в зале, где зимой почти не бывает дневного света и стоит зловоние от навозной кучи по соседству.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация