Саймон брал их и говорил: «Золотая монета. Еще одна золотая монета». Потом ему это надоело, и он стал выпендриваться: «Редкая золотая монета. Дублон. Риксдалер…»
Чарлз просочился в первый ряд и смотрел на Саймона с глубочайшей досадой. Старая история! Саймон все, что угодно, обернет в свою пользу!
Монетки со звоном падали в кучу. Наверное, Саймон уже миллионер.
Послышался топот множества бегущих ног, и появились девочки. Тереза, прижимая к груди пакет с вязаньем, пробилась вперед и оказалась рядом с Чарлзом. Размер золотой горы ее потряс настолько, что она даже пересекла невидимую линию и спросила Саймона:
— Ой, Саймон, как это ты?!
Саймон засмеялся. Он уже был словно пьяный.
— Превращаю все в золото! Как тот царь!
[7]
— Разумеется, это тут же стало правдой. — Вот погляди! — Он протянул руку к Терезиному вязанью.
Тереза возмущенно отшатнулась и одновременно оттолкнула Саймона. В результате Саймон коснулся ее руки. Вязанье упало на землю. Тереза завизжала — и застыла с вытянутой рукой, а потом завизжала снова, потому что держать кисть было ужасно тяжело. Тереза уронила руку вдоль тела — тяжелую золотую кисть на обычном человеческом запястье.
В наступившем ошарашенном молчании послышался голос Нирупама:
— Саймон, подбирай слова очень осторожно. — Это почему еще? — поинтересовался Саймон.
— Потому что все, что ты говоришь, становится правдой.
Саймон, по всей видимости, еще не осознал своего могущества.
— То есть, — протянул он, — на самом деле я не превращаю ничего в золото? — Немедленно это стало правдой. — Проверим! — решил он, нагнулся и поднял Терезино вязанье. Вязанье осталось вязаньем в слегка измазанном пакете.
— Отдай! — слабым голосом сказала Тереза. — Я пожалуюсь мисс Кэдвалладер!
— Ничего ты не пожалуешься, — отрезал Саймон, и это тоже была правда. Он задумчиво уставился на вязанье. — На самом деле это не вязанье, — объявил он, — а две маленькие болонки, как у сторожа.
Пакет в его руках затрепыхался. Саймон уронил его на гору золота. Послышался звон. Пакет вспучился. Из него послышались тоненькое тявканье и яростная возня. Потом оттуда выскочила малюсенькая собачка-пинетка, за ней другая. Они кинулись прочь на малюсеньких лапках, сбежали с горы монет и нырнули в толпу. Все поспешили посторониться. Потом все обернулись и уставились на то, как две крошечные белые собачки все бегут и бегут через двор. Тереза разрыдалась:
— Дурак! Это было мое вязанье!
— И что? — загоготал Саймон.
Тереза ухватила золотую руку обычной и ударила ею Саймона. Это было глупо — ведь так можно все кости себе переломать, — но получилось очень действенно. Саймона едва не оглушило. Он тяжело сел на груду золота.
— Вот тебе! — закричала Тереза. — Ну что, больно?!
— Нет, — ответил Саймон и с улыбкой поднялся на ноги. Больно ему, конечно, не было.
Тереза снова надвинулась на него, держа руку наперевес.
Саймон отпрянул.
— У тебя нет золотой кисти! — сказал он. Там, где у Терезы была золотая кисть, внезапно стало пусто. Запястье кончалось круглым розовым обрубком. Тереза потрясенно уставилась на него:
— Как же мне вязать?
— Я хочу сказать, — осторожно произнес Саймон, — что у тебя две нормальные руки.
Тереза посмотрела на две свои совершенно обыкновенные человеческие руки и рассмеялась странным, неестественным смехом.
— Убейте его ради меня! — всхлипнула она. — Быстро!
Никто не вызвался. Все были потрясены до глубины души. Делия взяла Терезу под локоть и заботливо повела прочь. В это время прозвенел звонок на урок.
— Здорово! Просто здорово! — воскликнул Саймон. — Теперь я полностью за колдовство!
Чарлз побрел на урок, ломая себе голову, как бы расколдовать Саймона.
Глава восьмая
На урок Саймон опоздал. Он хотел прежде удостовериться, что его золотая гора никуда не исчезнет.
— Простите, сэр, мне очень неловко опаздывать, — извинился он. Ему действительно было неловко — так неловко, что он не знал, куда глаза девать, и весь залился краской.
— Ничего страшного, Саймон, — мягко сказал мистер Крестли, а все прочие почувствовали, что готовы простить Саймону все, что угодно.
«Саймоны непобедимы», — горько подумал Чарлз. Любой другой уже давно влип бы по уши. Особенно огорчало то, что никто и в мыслях не держал обвинить Саймона в колдовстве. Вместо этого все по-прежнему косились на Нэн Пилигрим.
Нэн примерно так же думала о Терезе. Тереза пришла через десять минут после Саймона — очень бледная и довольно заплаканная. Ее бережно вела под локоть Делия. Терезе досталось примерно столько же сочувствия, сколько и Саймону. Нэн слышала, как Делия шептала на ухо Карен:
— Дали аспирин и отправили на уроки! Даже прилечь не позволили! А ведь она столько перенесла!
«А я сколько перенесла? — подумала Нэн. — Всегда так — жалеют только всяких там Терез! И Саймонов!»
О художествах Саймона ей рассказала Эстель. Эстель всегда была рада поболтать на уроке, а сегодня особенно, потому что Карен, похоже, решила присоединиться к свите Терезы. Сунув руки в парту, Эстель все вязала и вязала чепчик — и шептала, и шептала… И не только она одна. Мистеру Крестли то и дело приходилось взывать к тишине, но гул не стихал. На парту Нэн градом сыпались записки. Первая была от Дэна Смита.
«Сделай мне как Саймону и буду с тобой дружить до гроба», — гласила она.
В прочих записках обнаружилось примерно то же самое. Все они были написаны вежливо и уважительно. Но одна оказалась совсем другой. В ней значилось: «Встретимся после уроков на задворках. Думаю, тебе надо помочь, а мне есть что тебе посоветовать». И никакой подписи.
Нэн страшно удивилась. Почерк показался ей знаком, но кто именно писал — она не знала.
Да, помощь ей нужна. Ведь она действительно ведьма. Только ведьмы летают на метлах. Нэн понимала, что попала в беду, и знала, что следует бояться. Но она вовсе не боялась. Наоборот, Нэн чувствовала себя сильной и счастливой: сила и счастье так и бурлили в ней. Она вспоминала, как рассмеялась, когда метла летала по ванной, а она болталась под ручкой, и как почувствовала, что метла хочет ей сказать. Это было очень страшно и все равно очень-очень приятно! Как получить наследство.
