«Он перешел на ты? Точно, сейчас сделает предложение. И, наверное, думает, что я сразу кинусь ему на шею? Нет уж, в отместку за все издевательства я его как следует помурыжу. Потом, конечно, соглашусь…»
Сделав слабую попытку освободить руку, она вымолвила тихо:
– Вы же знаете, что я…
– Все еще чтишь память о своей любви к благородному герою-интернационалисту Михаилу Улицкому? Потому как любить его ты уже не можешь. Скорее всего, его кости давно высохли где-нибудь в горах…
– Как вам не стыдно? – гневно взглянула она.
– Что, неужели до сих пор любишь?.. – Не отрывая глаз от ее лица, он умолк на несколько секунд и продолжил слегка изменившимся тоном: – В принципе, для моего предложения это не важно. Ты любишь не меня, но ведь и я тебя тоже не люблю.
Света ничего не поняла, и само собой вырвалось:
– Вы не любите меня?..
– Не люблю, – покачал он головой, улыбаясь во все тридцать два здоровых зуба. – А ты думала, что люблю?
– Слишком много вы о себе воображаете! – выдернула она руку.
Юрий вновь схватил ее и стиснул.
– Я и сам не понимаю, отчего меня так тянет к тебе. Конечно, ты очаровательна, но ведь на свете полно очаровательных. Я знаю женщин и красивее тебя, и, уж прости – умнее и образованней. Однако что-то же меня привлекает? Мне нравится твоя беспринципность, твое лицемерие, даже твой эгоизм…
Ну, это уж слишком! В возмущении Светлана попыталась освободить свою руку. Ей это не удалось, а он вновь чмокнул ее в ладонь.
– Не вырывайся, дай сказать. Все эти нехорошие качества свойственны и мне, и уж конечно не могут вызывать у меня отвращения. И еще ты сильная, яркая, энергичная. Я бы сказал – девушка-фейерверк, да только не хочу повторять как попугай за покойным Улицким. Не дергайся, я делаю тебе предложение. Я хочу тебя с первой минуты, как увидел тогда на даче у беседки. Я хочу тебя так, как ни одной женщины не хотел, и ни одну я не ждал так долго.
От этих жарких слов у нее перехватило дыхание и сердце замерло на мгновенье. Но что за человек – наговорил зачем-то кучу оскорблений… Нет, он все-таки любит ее и только из упрямства или из гордости боится признаться.
Шереметьев внимательно смотрел. На миг глаза ее мстительно и торжествующе блеснули, и она проговорила, опустив с притворной скромностью ресницы:
– Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?
Несколько секунд он еще держал ее руку, затем выронил, откинулся на стуле и расхохотался так громко, что она вздрогнула.
– Боже упаси! Разве ты не поняла до сих пор – я не из тех, кто женится?
– Но… Что же вы…
Юрий вскочил, отвесил шутовской поклон и продекламировал с этой своей мерзкой ухмылочкой:
– Госпожа Ганелина! Отдавая должное вашему уму и искренности и сам любя прямоту и определенность, я, не тратя времени на попытки соблазнить вас, делаю вам честное предложение: будьте моей любовницей!
Любовницей?! Наглец!!! А она-то, дура непроходимая, раскатала губу, поверила, что он любит, что предложит пожениться! Света была разочарована, ее самолюбию был нанесен удар, и это моментально отразилось на лице. От ярости мысли в голове путались, хотелось сказать ему какую-нибудь гадость, что-нибудь ужасно оскорбительное, но в смятении она выпалила первое, что на язык подвернулось:
– Любовницей?! Интересно, что за радость я получу от этого, кроме необходимости кувыркаться с вами в постели?
Юрий откровенно расхохотался:
– Нет, вы неподражаемы! Другая бы на вашем месте могла изобразить оскорбленную невинность, а вы подходите к вопросу прямо, по-деловому. Итак, что вы за это будете иметь…
Тут Света сообразила, что ее высказывание прозвучало не только цинично, но и двусмысленно.
– Вот что, – поднялась она с места. – Или вы сейчас же выметаетесь отсюда, или… Или я не знаю что с вами сделаю… Да как вы смели предложить мне такое? За кого вы меня принимаете? За проститутку? Так вот, к вашему сведению – я не продаюсь! Убирайтесь, и чтобы я вас больше не видела! И не смейте являться в этот дом, и никаких продуктов нам от вас не надо. Убирайтесь! А если вы еще раз… Я тете Поле все расскажу… – завершила она по-детски.
Шереметьев едва сдерживал улыбку, в глазах плясали озорные чертики, казалось, эта сцена его здорово развеселила. Небрежно кивнув на прощанье, он направился в коридор.
– Гадкий, мерзкий тип! – выкрикнула она вслед и через секунду услышала, как захлопнулась входная дверь.
Ей хотелось ударить кого-нибудь, что-то сокрушить, разбить. Злоба, бушевавшая в душе, требовала выхода. Она кинулась к раковине и яростно принялась мыть посуду. От порывистых нервных движений одна тарелка выскользнула из рук. В сердцах она брякнула об пол вторую и, мрачно глядя на осколки, шептала:
– Гад, сволочь, пижон несчастный…
Светлана была оскорблена до глубины души. Но не словом «любовница». Поведи он дело обычным образом – признания, поцелуи и объятия – возможно, они уже давно стали бы близки. Ее уязвила циничность, с которой он сделал свое предложение. И ведь нарочно повел разговор так, что она, дура, купилась, клюнула на наживку: «Вы хотите, чтобы я стала вашей женой?» От стыда впору сквозь землю провалиться.
Заворочался ключ в замке. Маня? Поднялась одна с коляской?
– Света, я встретила Юрочку, – сообщила подруга, заглянув на кухню. – Он помог мне коляску до лифта поднять.
Юрочка!
Гневно сдвинув брови, чуть не брызгая слюной от злости, Света отчеканила:
– Чтобы я больше ни слова не слышала про вашего Юрочку! Ноги его больше в этом доме не будет. Понятно?
Глядя с удивлением, Маня послушно кивнула. Она раскрыла было рот, чтобы спросить, в чем дело, но подруга строго зыркнула и отрезала:
– Ни слова!
Глава 6
За каких-то два месяца из самого изнеженного, оберегаемого от всех забот члена семейства Ганелиных Света превратилась в хозяйку дома, главу семьи, и слова ее принимались безоговорочно. Если раньше она только и слышала: «Светочка, отдохни, я помою посуду… Светочка, погуляй с ребенком, я схожу в магазин… Светочка, тебе надо развеяться, а мы побудем с Олежкой», то теперь заботы все были на ней, и распоряжалась в доме она.
«Тетя Поля, оставьте ведро, лучше поиграйте с ребенком. Пол я помою, когда вернусь из больницы…»
«Маня, уймись, куда тебе у плиты стоять! Олежкой займись. Я сейчас по магазинам, потом тете Поле передачу отнесу, к маме загляну. Вернусь, сама ужин приготовлю. Не смей ничего делать, а то мне потом в две больницы придется бегать…»
«Сонька, зараза, хоть бы в квартире прибралась, пыль лохмотьями по всем углам! Завтра загляну, чтоб чисто было! И картошки сейчас же свари, мама голодная лежит…»