– Я имел в виду не только казино и отель, но и всю территорию.
Девушка, сама того не желая, неодобрительно нахмурила брови.
«Неужели он по какой-то причине пытается выманить меня отсюда? – спросила себя она. – Впрочем, Никола Мур будет рада, если я увижу здесь как можно больше».
– Хорошо.
– Прекрасно. Начнем с музея. Дарий знает, что это место стало для меня предметом настоящей страсти.
Дарий кивнул:
– Это плод любви. И многочасовых исследований.
– Не так легко восстановить историю, которую намеренно стирали. Пошли.
Джон указал на дверь, и Констанция пошла к ней, кивая кассирам и улыбаясь им. Она была благодарна Джону за то, что он не попытался взять ее за руку или приобнять.
Через игровые залы они вернулись в вестибюль. Пенсионеры увлеченно бросали свои сбережения в пасти игровых автоматов, и вокруг столов тоже толкалось на удивление большое количество людей.
– Не знала, что здесь есть музей.
– Вы многого не знаете, – ответил Джон, загадочно улыбаясь. – Конечно, все это только хорошее.
– Если вы скрываете факт мошенничества, то делаете это очень хорошо.
– Я горжусь всем, что делаю, – ответил он, слегка поднимая бровь, чтобы подразнить Констанцию.
– Вы пытаетесь заставить меня в чем-то вас заподозрить? – поинтересовалась девушка, при этом стараясь примериться к его широким шагам.
– Даже не думал об этом, – ответил он.
Затем Джон прикоснулся к девушке. Ее желудок подкатил к горлу, а сердце бешено забилось, несмотря на то что мужчина всего лишь положил руку ей на спину, направляя ее к двери, помеченной табличкой с надписью: «Зал наследия», которую Констанция до этого не замечала. Они попали в большую комнату с высокими потолками и полом из отполированных деревянных панелей, уставленную стеклянными витринами, в которых располагались различные предметы. Стены украшали плакаты с текстами и картины.
– Выглядит как настоящий музей.
Констанция, охваченная любопытством, вышла вперед. Одними из первых экспонатов оказались кипа потемневших от времени листов бумаги и перо, лежавшие в стеклянном коробе.
– Это оригинал договора, заключенного между ниссекотами и губернатором Массачусетса в 1648 году. Тогда нам отдали две тысячи акров земли.
– Две тысячи? Я думала, что резервации принадлежит меньше двух сотен акров.
– На протяжении многих лет они отбирали у нас кусок за куском.
– Власти штата?
Джон покачала головой:
– Как правило, частные лица – фермеры, бизнесмены, желающие захапать себе что-то чужое.
– Наверное, ваши предки продали им эти земли?
– В каждом народе есть жадные люди, но я предпочитаю верить, что мои предки пытались таким образом выжить.
– Не стоит их за это винить. Очевидно, им это удалось, – произнесла девушка, улыбнувшись Джону.
В музее было не так много экспонатов, но они были тщательно расставлены, и рядом с каждым предметом была помещена табличка с его подробным описанием. Взгляд Констанции остановился на зеленом плаще, висевшем в одной из витрин. На нем не было ни перьев, ни бисера. Зато отделан плащ был черной парчой.
– Как вы думаете, что это? – поинтересовался Джон, указывая на экспонат.
– Не знаю.
– Люди ожидают увидеть корзины, мокасины и старые горшки – то, чем пользовались индейцы до контакта с поселенцами. При этом они забывают, что история ниссекотов продолжилась и после того, как сюда прибыли европейцы. Плащ был на сахеме
[1]
Джоне Фейрвезере, в честь которого меня назвали, когда он открывал двери первой бесплатной школы в этой части Массачусетса. Она работала до 1933 года. Тогда, во время Великой депрессии, последний ее ученик отправился на поиски работы.
– Здание все еще существует? – спросила Констанция, рассматривая фотографию, на которой были запечатлены шестеро человек в костюмах Викторианской эпохи, стоящие перед аккуратным белым зданием.
– Да. Я восстанавливаю его, как и старый фермерский дом дедушки с бабушкой.
– Это здорово. Я ничего не знаю о своих предках, живших до бабушки и дедушки.
– Почему?
Девушка пожала плечами:
– Полагаю, никто из нас не считал это интересным.
– Откуда ваши предки родом?
– Не знаю. Предполагаю, что отовсюду. Легко восхищаться предками, когда они происходят из одного и того же места с особой культурой. А если один человек приехал из Польши, другой – из Шотландии, третий – из Италии или Норвегии, никому уже нет до этого дела.
– Проблема в том, что ниссекоты сейчас тоже разбросаны. Я даже не знаю, кто мой отец. Фейрвезеры – родственники матери. Иногда нужно найти что-то общее и держаться за это. Именно так мы и поступаем. Мы обнаружили Библию XVIII века, Новый завет в которой был записан фонетическими знаками так, чтобы его можно было прочесть на языке ниссекотов. Пока это наша самая большая удача. Один из ученых, работающих в Гарварде, собирает словарь языка племени, сравнивая его с современным английским аналогом.
Констанция подняла глаза и увидела увеличенный карандашный рисунок, на котором были изображены мужчина и женщина, одетые в традиционные наряды.
– Так, по вашему мнению, выглядели ваши предки?
– Нет, это копия рисунка, сделанного дочерью одного из первых губернаторов Массачусетса в ее личном дневнике. Он был найден в результате неустанных поисков в архивах. На это приходится тратить много времени, и я не очень хорошо разбираюсь в таких вещах, но постепенно, фрагмент за фрагментом, картина истории племени складывается.
– Впечатляет.
Джон провел Констанцию через зал, затем магнитным ключом открыл дверь, вывеска над которой гласила, что это аварийный выход, и они оказались на улице, озаренной ярким солнечным светом. Девушка увидела, что за зданием припаркован большой черный грузовик.
– Мой неофициальный автомобиль, – произнес Джон. – Залезай. Ой, простите… прости. Может, перейдем на «ты»? Так проще общаться.
– Хорошо, не возражаю. Куда мы поедем?
– Знакомиться с моими дедушкой и бабушкой.
Сгорая от любопытства, Констанция забралась в машину. Грузовик оказался не таким образцовым, как седан. Джону даже пришлось убрать кипу бумаг, валявшихся на заднем сиденье, чтобы девушка могла сесть. В подставке для чашек стояла неоткрытая банка содовой, а как только включился мотор, из динамиков раздалась музыка группы «Дорз».
– Уверен, ты им понравишься.
– Почему?
«Вряд ли им придется по вкусу человек, приехавший сюда, чтобы копаться в грязи их резервации», – решила Констанция.