К счастью, едва они вышли за ворота, как на дороге показалась повозка. Это был старомодный конный кеб наподобие коробочки на колесах, на верхушке которой сидел кучер. Кеб был обшарпанный, а кони совсем дряхлые, но мистер Робертс с явным облегчением замахал рукой и, пока мальчики забирались внутрь, расплатился с кучером.
— Как раз успеете на двенадцать тридцать, — сказал он. — Кучер, пожалуйста, побыстрее.
Он захлопнул дверь, и кеб тронулся. В нем воняло и трясло, колеса скрипели, но Мур считал, что стоит потерпеть ради того, чтобы поскорее отсюда убраться. До станции было совсем недалеко. Мур откинулся на спинку сиденья в полутемной повозке и почувствовал, что от облегчения в голове не осталось никаких мыслей. Ему не хотелось вспоминать о Габриэле де Витте еще очень долго. И он стал думать о пирогах в станционном буфете и о сэндвичах с солониной.
Но после получаса тряски, вони и скрипа Мур все-таки начал беспокоиться. Он повернулся ко второму мальчику, лица которого в полутьме не было видно.
— А куда мы едем-то?
Тонино — если того, второго, действительно звали Тонино, потому что Мур вовсе не был в этом уверен, — растерянно помотал головой.
— Мы едем куда-то на северо-восток, — ответил он. — Меня укачало.
— Глотай почаще, — посоветовал Мур. Он был уверен только в одном: ему поручено присматривать за тем, вторым, кем бы он ни был. — Наверное, уже недалеко, — успокоил он его.
И вдруг понял, что не знает, что это за «недалеко» и где это. Его немного удивило, что он не имеет об этом ни малейшего представления.
Однако насчет «недалеко» он действительно не ошибся. Минут через пять, когда тот, второй, принялся отчаянно сглатывать едва ли не каждую секунду, кеб надрывно заскрежетал и остановился, сверху послышалось громкое «тпру» кучера, и дверца рядом с Муром распахнулась. Мур заморгал и выглянул наружу — там было серо, показалась грязная мостовая и ряд очень-очень старых домов, тянувшихся в обе стороны, насколько хватало глаз. «Наверное, мы где-то в предместьях Лондона», — подумал Мур. Пока он ломал над этим голову, кучер сказал:
— Двое белобрысых парнишек, как вы велели, начальник.
Тот, кто открыл дверь, прислонился к ней, чтобы их разглядеть. Мальчики оказались лицом к лицу с низеньким старикашкой в засаленном черном сюртуке. Круглые пронзительные карие глаза и бурое лицо, все изрезанное морщинами, невероятно напоминали обезьяну, и только по мягкой черной шляпе, какие носят священники, можно было определить, что это все-таки человек, а не обезьяна. Да и то не совсем точно. Мур вдруг понял, что он теперь вообще ни в чем не уверен. Широкий обезьяний рот разъехался в усмешке.
— Да, те самые двое, — произнес старикашка. — Как велено. — У него был сухой резкий голос, и он прохрипел сухо и резко: — А ну, вылезайте. Живо.
Пока Мур и Тонино послушно выбирались наружу, на длинную улицу, застроенную древними полуразрушенными домишками — все почти одинаковые, как обычно бывает, когда строят сразу много, чтобы расширить город, — человек в черном вручил кучеру золотую монету.
— Просто чудо, что вы здесь, — прошамкал он.
Было непонятно, с кем он разговаривает — с кучером или с самим собой, но кучер все равно с превеликим уважением притронулся к шляпе, щелкнул кнутом и поехал прочь, скрипя и скрежеща. Казалось, что кеб уезжает по полуразрушенной улице рывками и с каждым рывком его видно все хуже и хуже. Еще не доехав до конца улицы, он совершенно исчез из виду.
Мальчики с удивлением наблюдали за этим. — Что это с ним? — спросил Тонино.
— Он ведь из будущего, — прохрипел человек-обезьяна. И опять было похоже, будто он говорит сам с собой. Но тут он, кажется, заметил мальчиков. — Пошли. И никаких глупых вопросов. Не каждый день я нанимаю двух подмастерьев из работного дома, и вам придется отработать свои харчи. Пошли.
Он резко развернулся и зашагал к ближайшему домишку. Мальчики последовали за ним, решительно ничего не понимая, и вошли в темную прихожую за некрашеной дверью, которая с громким стуком захлопнулась. За прихожей оказалась большая комната, где было куда светлее, потому что вдоль стены тянулись грязные окна, выходившие на какие-то кусты. Обезьяноподобный втолкнул их в комнату, и Мур понял, что это мастерская волшебника. Она вся была пропитана запахом магии и драконьей крови, а пол покрывали нарисованные мелом символы. У Мура появилось мучительное чувство, что, вообще-то, значение этих символов ему полагается понимать и что они стоят совсем не в том порядке, к какому он привык, но стоило ему об этом задуматься, как символы утратили для него всякий смысл.
В глаза ему бросился ряд пентаграмм, вытянувшийся вдоль стены. Их было восемь, каждая последующая новее предыдущей, начиная с самой старой, облезлой, слева и до самой правой, новенькой, белой, перед которой был промежуток — там пентаграмму, видимо, стерли.
— Пришлось отступиться. Слишком оберегают, — заметил человек-обезьяна, когда Мур посмотрел на промежуток.
И снова было похоже, будто он говорит сам с собой, потому что он тут же крутанулся на каблуках и распахнул дверь в торце комнаты.
— Пошли-пошли, — поторопил он мальчиков и засеменил по уходящим вбок каменным ступеням в холодный каменный подвал.
Мур поспешил за ним, успев лишь подумать, что последняя пентаграмма после стертой была ему почему-то знакома, и тут обезьяноподобный развернулся на нижней ступеньке и уставился на них.
— Ну, — спросил он, — и как же вас звать? Конечно, это был самый что ни на есть резонный вопрос, но мальчики переглянулись и застыли, дрожа, на холодных плитах. Оба понятия не имели, как их зовут.
Старикашка нетерпеливо фыркнул, рассердившись на их глупость.
— Что-то вы уж слишком забывчивы, — пробурчал он так, что казалось, будто он говорит с самим собой. И ткнул пальцем в Мура. — Ну? — спросил он Тонино. — Это кто?
— Ммм… — протянул Тонино. — Оно что-то значит… Латынь какая-то вроде… Феликс или что-то похожее. Да, Феликс.
— А он кто? — Старикашка рывком повернулся к Муру.
— Тони, — сказал Мур. Это было совсем не то имя, ничем не лучше Феликса, но ничего более правдоподобного придумать не удалось. — Его зовут Тони.
— А не Эрик? — спросил старикашка. — Который тут Эрик?
Оба мальчика замотали головой, хотя у Мура промелькнула мысль, что это имя означает какой-то редкий сорт вереска. Мысль была настолько дурацкая, что Мур поскорее отогнал ее.
— Ну и ладно. Тони и Феликс, вы теперь мои подмастерья. В этой комнате вы будете есть и спать. Тюфяки возьмите вон там. — Старикашка махнул бурой волосатой рукой в темный угол. — Вон в том углу стоят метлы и совок. Я приказываю вам подмести комнату и вообще прибрать тут все и почистить, и уж извольте постараться. Когда все приберете, можете расстилать тюфяки.
— Простите, сэр… — начал Тонино. Он испуганно умолк, когда морщинистая старая обезьяна развернулась и поглядела на него. Тогда он сказал совсем не то, что собирался: — Простите, сэр, а как нам вас называть?
