— Безнадежно пригорела, — вздохнул он. — Вы спрашиваете, что происходит? Ну, видите ли, это брожение в тысячеликой труппе началось примерно тогда, когда Люси влюбилась в Нормана, так что не исключено, что все затеял именно Норман. Они жаловались, что у них нет ни малейшей возможности жить нормальной человеческой жизнью, и Пол их услышал. Понимаете, Пол весьма честолюбив, и он, как и мы все, сознавал, что Фрэнсис на самом деле не создан для роли героя…
— Конечно. У него безвольный подбородок, — согласился Крестоманси.
Кэрол ахнула и хотела было решительно возразить — и тогда бы не обошлось без фонтана слез, — но вдруг вспомнила, что небритый вялый подбородок Фрэнсиса под длинной сигарой действительно выглядел как-то неубедительно.
— Ну что вы, при чем тут подбородки? — отмахнулся Мелвилл. — Только посмотрите на мой, а ведь я не больше негодяй, чем Фрэнсис — герой-любовник. Но и у Фрэнсиса есть склонность к вздорным выступлениям, и Пол умело на этом сыграл, а в этом ему помогли Бимбо и его виски, а Люси была на стороне Пола, потому что ее уже тошнило от вечных оборочек и необходимости липнуть к Фрэнсису. Они с Норманом решили завести ферму. А Марта, девушка, по моим представлениям, донельзя легкомысленная, примкнула к ним, потому что ей до смерти надоело постоянно прибирать на сцене. Ну а потом они все пришли ко мне.
— А вы отказались? — уточнил Крестоманси. — Да, и я упорствовал все время, пока создавались «Горбун из Монте-Кристо» и «Арабский рыцарь», — признался Мелвилл, танцующей походкой пересекая террасу, чтобы пристроить сковородку на балюстраде. — Видите ли, я очень люблю Кэрол и ради нее готов играть троих мерзавцев разом, если она этого захочет. Но когда она начала делать сон о ярмарочной площади сразу после «Лондонского тирана», мне пришлось признать, что все мы катастрофически переутомились. Ни у кого из нас не было ни секунды на личную жизнь. Вот это да, сэр, — добавил он. — Гляньте-ка: по-моему, тысячеликая труппа готовится отпраздновать это так, что будьте нате…
Крестоманси подошел к нему и облокотился на балюстраду, чтобы посмотреть вниз.
— Боюсь, вы правы, — кивнул он. — А как вы думаете, почему Кэрол заставляет вас так много и тяжело работать? Честолюбие?
Со стороны города доносился такой шум, что Кэрол не удержалась и тоже поднялась из шезлонга. Тысячеликая труппа толпой направлялась на пляж. Актеры радостно вбегали в воду, таща за собой небольшие купальные кабины на колесах, или просто срывали с себя одежду и кидались в море. Прочие отдыхающие подняли по этому поводу крик. Еще больше крику было на главной площади у казино, где тысячеликая труппа хлынула в элегантные кафе, громогласно требуя мороженого, вина и лягушачьих лапок.
— Презабавно, — хмыкнул Мелвилл. — Нет, сэр, не только честолюбие. Скорее можно сказать, что Кэрол упивается успехом, а ее мамочка упивается ею. Довольно трудно, знаете ли, что-то прекратить, если чья-нибудь мамочка полагает, что все должно идти по-прежнему.
Теперь по главной улице несся конный кеб, а вслед за ним мчалась вопящая толпа взбудораженного народу. Их преследовал небольшой отряд жандармов. Все это происходило потому, что седобородый господин в кебе самым возмутительным образом швырял во все стороны горсти монет и драгоценностей. «Наверное, по большей части они позаимствованы из арабской сокровищницы и пиратских кладов», — подумала Кэрол. Она и сама не знала, чем все это обернется — стекляшками или настоящими самоцветами.
— Бедняга Бимбо, — покачал головой Мелвилл. — Сейчас он считает себя этаким царственным Санта-Клаусом. Слишком часто играл эту роль. Боюсь, пора ему на покой.
— Как жаль, что ваша мама велела кебу подождать, — сказал Крестоманси, обращаясь к Кэрол. — Кто это там? Марта, Пол и Фрэнсис? Направляются прямо в казино.
Так оно и было. Кэрол видела, как они, взявшись за руки, втроем танцуют вальс на мраморных ступенях. Веселье для этой троицы только начиналось.
— Пол как-то говорил мне, — заметил Мелвилл, — что знает способ сорвать банк.
— Весьма распространенное заблуждение, — отозвался Крестоманси.
— Но как? — возмутилась Кэрол. — У них и денег-то нет!
С этими словами она случайно опустила взгляд. Бриллиантовый кулончик исчез. Бриллиантовая брошка тоже. Сапфировые браслеты и все-все золотые тоже пропали. Даже застежки сумочки и то были сорваны.
— Меня ограбили! — взвизгнула Кэрол.
— Марта, наверное, — печально предположил Мелвилл. — Не забывайте, что она играла воровку-карманницу в «Лондонском тиране».
— Мне представляется, что вы задолжали им изрядные гонорары, — заметил Крестоманси.
— Но что же мне делать? — зарыдала Кэрол. — Как мне их вернуть?
Мелвилл явно переживал за нее. Внешне это выражалось злодейской усмешкой, но Кэрол прекрасно его поняла. Мелвилл просто лапочка.
А у Крестоманси, наоборот, вид был удивленный и слегка скучающий.
— Неужели вы действительно хотите вернуть всех этих людей? — поинтересовался он.
Кэрол открыла рот, чтобы сказать: да, еще бы! Но она этого не сказала. Они так веселились. Бимбо в жизни не был так счастлив, как сейчас, когда он несся по улицам, разбрасывая драгоценности. В море плескалась счастливая толпа, а по площади сновали официанты, принимая заказы и расставляя на столиках кафе бокалы и тарелки перед тысячеликой труппой. Кэрол оставалось только надеяться, что за это все платят настоящими деньгами. Если повернуть голову, становилось видно, что тысячеликая труппа добралась и до площадок для гольфа, причем большинство было уверено, что гольф — игра командная, вроде хоккея.
— Пока Кэрол собирается с мыслями, расскажите, пожалуйста, Мелвилл, что вы сами думаете о ее снах, — предложил Крестоманси. — С точки зрения участника.
Мелвилл печально потеребил усики.
— Я боялся этого вопроса, — признался он. — Конечно, Кэрол невероятно талантлива, иначе у нее вообще ничего не вышло бы, но иногда возникает такое чувство… ммм… такое чувство, что она повторяется. Скажем так: я думаю, что Кэрол, вероятно, не позволяет себе быть самой собой в той же мере, в какой она не позволяет этого нам.
Тут Кэрол поняла, что из всей своей труппы по-настоящему любит только Мелвилла. От остальных ее просто тошнило. Кэрол никогда не признавалась себе, что за эти годы труппа крепко ей надоела, но у нее не было времени выдумать кого-нибудь поинтереснее, потому что постоянно приходилось срочно делать следующий сон. Может, уволить всех скопом? А вдруг это обидит Мелвилла?
— Мелвилл, — волнуясь, спросила она, — вам нравится быть негодяем?
— Как пожелаешь, дорогая, — ответил Мелвилл, — однако вынужден признаться, что иногда мне хотелось быть… как бы это выразиться… не совсем законченным мерзавцем. В общем, незаконченным мерзавцем, фигурой несколько более сложной…
