Но для того, чтобы начать проливать кровь, вполне достаточно. Мы переходим к предмету одного из самых ожесточенных споров: кто начал Гражданскую войну? Сразу скажу: какую-то одну фамилию тут не назовешь. Неизвестно, кто и когда выстрелил первым. Да это и не суть важно. Можно верить воспоминаниям генерала Кириенко, что он и его люди начали стрельбу еще в тот момент, когда Алексеев трясся в поезде по дороге на Дон. Я вполне допускаю, что так оно и есть. Что этот удивительный человек – действительно тот единственный и неповторимый исторический персонаж, который в одиночку несет всю ответственность за начало активной фазы кровопролития во время второй русской смуты. Только вот документально подтвердить этот факт невозможно. Генерал Кириенко был полным аналогом знаменитого Пера Гюнта – все, что случалось славного на свете, он считал делом своих рук. И страшно гордился самим собой.
Беда лишь в том, что этот самый генерал Кириенко был хвастун и лжец, каких мало. Его эпические похождения и многочисленные свершения, сильно превосходящие даже приключения барона Мюнхаузена, подробно разобрали в эмиграции чины Корниловского ударного полка. Целую книгу написали. Так и называется: «Ответ генералу Кириенко». Достал он их необычайно. Интересующимся настоятельно рекомендую этот замечательный образец эмигрантской публицистики. Цитировать принципиально не стану. Данную книгу нужно читать целиком. От начала и до конца. Поверьте, она стоит того.
Но вернемся к вопросу о том, кто первым выстрелил. Одно можно сказать точно: этот человек почти наверняка входил в состав Алексеевской организации.
Давайте вспомним, что на Дону к тому моменту уже было введено военное положение. Атаман Каледин советскую власть не признал, местные советы запретил и распустил. Однако проблему этим решить не удалось. Большевистская пропаганда работала без сбоев. Во многих районах области Войска Донского и Донецкого угольного бассейна, который никакой Украиной тогда, конечно же, не был, большинство населения составляли рабочие. Они, разумеется, питали самые нежные чувства к ленинской партии, даже если вслух их не выражали. Компанию им составляли солдаты запасных полков, которые в первую очередь подверглись массированной пропаганде большевиков и сами тут же стали носителями этих идей.
Кириенко И.К. Будучи все время в обозе, считал себя основным белогвардейцем
Период накопления сил продлился всего месяц, и уже 25 ноября в Ростове началось большевистское восстание. Каледин немедленно издал указ о наведении порядка, но выполнить его было почти некому. Только пластунский батальон, и то не в полном составе, оказался верен своему долгу. Да еще отдельные юнкера Донского училища, около 100 человек. Такими силами восстание не подавить. Их самих перестреляют как зайцев в кратчайшие сроки. Каледин это прекрасно понимает, а потому и обращается за помощью к Алексееву. Немедленно формируется сводная Георгиевская рота из добровольцев. 26 ноября она принимает бой у Балабановой рощи. Можете считать эту дату официальным началом Гражданской войны в России. Стреляли они в друг друга, как вы понимаете, не пробками от шампанского и не пейнтбольными шариками.
Каледин А.М. Один из главных врагов советской власти
Дисциплина у донских казаков была настолько низкой, что в последующие дни крещение кровью русской смуты приняли почти все члены Алексеевской организации. Понесли и первые потери. Погибли почти все кадеты Одесского и Орловского корпусов. Их трупы были обезображены и исколоты штыками. Гражданская война в чистом виде. Вы напрасно думаете, что она похожа на образы советского кинематографа. Русская смута – это безостановочное безумие атак в полный рост, зачастую без единого выстрела. Это беспощадные массовые расстрелы, лохмотья кровавого мяса и головы, раскроенные вороненой рукоятью «нагана». Это гарь яростных пожарищ, вихрь кладбищ, смерти, побед и катастроф. Ничего романтичного в Гражданской войне нет. Не стоит слепо верить красочным воспоминаниям участников. Писали они их уже спустя годы, когда многие ужасы позабылись, а в памяти осталась лишь их юность, опаленная войной.
Красная гвардия. Из этой разношерстной толпы скоро сделают боеспособные дивизии
Между тем на Дон стал стягиваться весь цвет русской контрреволюции. Прибыли быховские узники во главе с генералом Корниловым. Не заставил себя ждать и легендарный Корниловский ударный полк во главе с уже упоминавшимися в этой книге Неженцевым и Скоблиным. Без таких рубак никуда, вы же понимаете. Настало время делить полномочия. Ведь двум бывшим Верховным главнокомандующим русской армии нужно было найти достойное применение. А есть еще легендарные генералы Деникин, Марков, Романовский, Лукомский, которые не привыкли сидеть без дела. Тем более когда, по их оценке, вся Россия катится в пропасть. Договорились: Корнилов возглавляет армию, Алексеев занимается политическим и общим руководством.
В этот момент в Новочеркасске объявился Борис Савинков. Понятно, что никакой симпатии к нему никто из бывших быховских узников не испытывал по определению. Они совершенно справедливо считали его одним из виновников провала выступления военных. Но Савинкову их чувство было глубоко безразлично. Он приехал объединять русскую контрреволюцию. А поможет ему в этом сам донской атаман Каледин. Боевой генерал сильно зависел от общественного мнения, а оно господ генералов не жаловало – побаивалось полной реставрации монархии. На тот момент еще не весь революционный дурман выветрился у большинства донских казаков. Это произойдет значительно позже, и ответят они потом за это перед большевиками по всей строгости диктатуры пролетариата.
Каледин взялся уговорить Алексеева и Корнилова, что Савинков – очень ценный кадр и обязательно пригодится всей русской контрреволюции. И неплохо бы ввести его в состав так называемого Гражданского совета, куда помимо этих трех из интересующих нас персонажей входили еще Романовский и Лукомский. Деникин от такой чести отказался, а Марков в политику не лез. Он был целиком занят формированием офицерского полка. Пока шло обсуждение перспективы включения в совет Савинкова, тот сыграл на опережение и выдвинул ультиматум: немедленно кооптировать его в члены Гражданского совета, поскольку без этого контрреволюция будет обречена. Большое самомнение было у Бориса Викторовича, но ничем не подкреплялось в тот момент.
Участие Савинкова в Добровольческой армии не дало ей ни одного солдата, ни одного рубля и не вернуло в лоно борьбы за возрождение Русского государства ни одного казака. Единственное, что удалось сделать, – вызвать стойкое недовольство всего офицерского кадра. Каждый носитель погон ассоциировал Савинкова прежде всего с его террористической деятельностью и потому никаких симпатий не испытывал. Дошло даже до покушения на его драгоценную жизнь. Но скорее всего, было оно лишь продуктом очередного самопиара бывшего эсера, на который он был горазд. Дело в том, что пришедший убивать Савинкова офицер побоялся в результате выстрелить в него. Больше того: буквально умолял, чтобы об этом постыдном инциденте не стало известно господам генералам.
