– Поэтому Стряпухин все имена перезабыл?
– Само собой. Но главную информацию он дал, и остальное было уже делом техники. Снова допросили Матвееву, мать этого Николая, и как ни пыталась она запираться, в конце концов рассказала, как было дело. Почитай, там, в деле есть протокол ее допроса.
– Да я и так знаю.
– Уже говорила с ней?
– Разумеется.
– Ну да, ты ведь у нас… оперативница.
– На том стоим. Слушай, Андрюш… а ты не сольешь мне координаты его…
– Кого?
– Ну, вот покупателя этого… или оценщика хотя бы.
– Шутишь? Это закрытая информация.
Увы! Мне и самой было известно не хуже Андрея, что если официальными данными бывшие коллеги, хотя и не очень охотно, но все-таки готовы делиться, то данные, которые приходят через информаторов, – тайна за семью печатями. Барабан – фигура стратегическая, сотрудничество с ним всегда ориентировано на долговременную перспективу, поэтому даже малейший полунамек на то, кто бы это мог быть, пресекался на корню. И это правило все мои бывшие коллеги соблюдали неукоснительно.
Мне очень хотелось знать, кто купил икону, но на аргументы Андрея нечего было возразить.
Поэтому единственное, что мне оставалось, – это для очистки совести еще раз жалобно попросить. Тогда я уже без всякой натяжки смогу сказать, что действительно сделала все, что могла.
– Ну Андрю-у-у-ш, – снова просительно протянула я. – Ну хоть оценщика…
И добрый друг сдался.
– Ну ладно, – глубоко вздохнув, проговорил он. – Оценщика, так и быть, выдам тебе. Он, в общем-то, ни на ком не завязан. Оценщик, он оценщик и есть. Но смотри! Малейшее слово, малейший намек, откуда пришла информация…
– Могила!
– Борзов Степан Николаевич, где проживает, не знаю. Но знаю, что имеет место постоянной работы – антикварный магазин на Пролетарской. Иногда даже действительно появляется там. Так что дерзай.
– Андрей! Ты настоящий друг.
– А то.
– Значит, все-таки сто тысяч…
– Да. Матвеева говорила, что приблизительно такую сумму Николай должен был своим карточным партнерам. Думаю, он, как человек неопытный, изначально заявил, сколько ему надо. Столько ему, соответственно, и предложили.
– А в действительности икона может стоить дороже?
– Если она действительно раритет – может.
– А если наоборот? Если она не раритет, она может вытянуть на сотню?
– Вряд ли. Сама подумай, что толку в древесине, вся «старина» которой – только результат действия реактивов?
– Ну да… То есть если икона действительно настоящая, тогда Николай скорее всего продешевил. А если нет…
– Тогда он кого-то очень хорошо сделал.
– А ошибиться этот оценщик мог?
– Не ошибается тот, кто ничего не делает. Что же касается данного конкретного случая – ничего тебе сказать не могу. Такой информации нет. В общем-то, это уже их внутренние дела, соответственно, и их же проблемы. Если подделка хорошего качества, бывает, что и экспертиза ошибается. Тут главное, чтобы тот, кто купил вещь, был уверен в ее подлинности.
– Ну да, ну да…
В целом с делом о краже мне было все понятно, и, переписав себе в блокнот некоторые адреса и фамилии опрошенных, которые могли пригодиться, я перешла ко второй папке.
Здесь тоже оказалось достаточно много свидетельских показаний, и большинство из них представляло из себя гневные монологи в адрес беспокойного жильца. Тексты протоколов ясно показывали, что следователи старались смягчать и писали не все, но и за всем тем настрой соседей в отношении Николая прослеживался весьма ясно.
«Ежедневные пьянки», «сборище отморозков», «не давали покоя ни днем ни ночью» – вот выражения, попадавшиеся сплошь и рядом.
На вопросы о том, играли ли в комнате соседа той ночью в карты, большинство ответило, что не знают. Только один, живущий непосредственно за стеной, показал, что слышал характерный сленг, позволяющий предположить, что рядом играют в карты. А соседнее помещение с другой стороны, как выяснилось, было нежилым. Неудивительно, что все показания были неточными и предположительными.
Только в одном соседи оказались единодушны – шум и крики прекратились в первом часу ночи. Многие слышали, как хлопнула дверь и кто-то прошел по направлению к лестничному пролету. Но выглянуть, чтобы узнать, кто это, во что одет и как выглядит, никто не посчитал нужным. Оно и не удивительно, ведь никто не предполагал, что уже на следующий день полиции понадобится фоторобот.
Если только…
И тут у меня возникла еще одна версия этого убийства.
Каждый знает, как могут достать соседи. А учитывая недавние мои размышления о том, что в подобной среде поводом для убийства может послужить даже не ко времени сказанное невежливое слово, постоянные, изо дня в день пьяные концерты, – еще какой повод. Может быть, кто-то из соседей в какой-то момент не выдержал и, услышав, что ночной посетитель удалился и Николай остался один, пьяный и беззащитный, выждал, пока все уснут, прокрался в комнату и, схватив нож, выместил на бесчувственном, забывшемся в пьяных галлюцинациях парне всю свою ярость.
«Множественные ножевые ранения», – да, именно так было написано здесь, Наталья Леонидовна не соврала.
– Слышь, Андрей, а что – труп сильно был изуродован?
– Да нет… изуродован – нельзя сказать. Синицын ездил в морг, говорит – ощущение, что с размаху несколько раз ударили в сердцах, не особенно целясь.
– Чтобы выпустить пар?
– Типа того.
– А у этого, Синицына твоего, у него какие версии?
– Это – тайна следствия.
– Ладно уж, не жмись. Оценщика ты мне все равно уже сдал, так что карьера твоя по-любому кончена.
– С кем я связался!
– Вот, вот. Если уж начал каждому встречному и поперечному все тайны выдавать, давай уж, продолжай.
– Ну, тогда уж продолжу, пожалуй. Хотя я уже говорил тебе, версия с Хромовым – рабочая. Сам он, разумеется, в общагу не пойдет, но заказ вполне вероятен. Кто такой Коля? Никто. А у Хромова супруга страдает. Он, может, на убийстве и не настаивал. Просто решил наглядно показать, что это такое, когда больно бывает. А киллер лишнего принял на грудь, да и перестарался.
– А кроме Хромова? Никто не рассматривается?
– Ну, есть там еще… неопределенное что-то. Могли дружки, могли карточные партнеры. Кто знает, может, сто тысяч – это основная сумма, а они как увидели, что он отдает, – им это понравилось, решили проценты насчитать. Да срок назначили. А он не уложился. Так бывает.
– А основания? Основания для параллельных версий имеются?
