– Ну да. Типа… Только если Гена твой к нему в лапы попал… смотри… – Зина бросила быстрый настороженный взгляд в сторону столика, за которым мирно отдыхало гармоничное трио. – Плешивый, пока до нитки не оберет, не выпустит. Вот и Колька… Тот тоже… Поначалу вроде хорошо было, – когда проиграет, а когда и выиграет. Радовался. А потом, как втянулся, тут они и начали… обрабатывать его.
– Как это? – наивно округлив глаза, спросила я.
– А так это. Серый этот да Гришка, они постоянно с ним играли, а они у Плешивого вроде шавок, на кого покажет, того и затравят. Так что ты смотри. Если Гена этот твой с Серым играл – хватай его за шкирку и увози, куда глаза глядят. Иначе все до копейки они из него высосут.
– С Колей этим так же было?
– А то как? Довели мужика до точки, долгу на нем столько было, что хоть в петлю.
– Да ну?!
– Вот тебе и «да ну». А Плешивый-то знай свое твердит – когда отдашь да когда отдашь. В конце концов, не выдержал Коля – спер картину какую-то, вроде ценную. Да что толку. У самого-то у него связей никаких нету, к нему же, к Плешивому, и принес продавать. Ох, думаю, они его там надули! Но долг зачли. Здесь же Колька и отмечал сидел. С ними же, с Гришкой да с Серым.
– С теми самыми, которые его обыгрывали?
– Ну да. Напились – страх. Пришлось даже ночевать их оставлять. А утром, чуть прочухались – дай похмелиться. А платить-то кто будет? Он уж и так всем здесь должен, Колька-то. И мне, и Ваньке вон, – кивнула она на старика. – Даже Арсену умудрился задолжать.
– А что, с той продажи не хватило отдать?
– Да кто его знает… Мне ведь не рассказывали. Только, думаю, денег-то он и не видал. Колька-то.
– Как так?
– А вот так. Картину забрали, сказали, что он больше ничего не должен. На том и порешили. А сколько чего и кому досталось, это уж – извини. Не твое дело.
– А что, так могут?
– Плешивый-то? Да запросто. Колька, он кто? Никто. Его, как клопа, ногтем раздавить… да так они, похоже, и сделали.
– В смысле?
– В прямом смысле, – хмуро проговорила Зина. – Колька-то, как после праздника-то их утром в четверг ушел, так больше никто его и не видел. Ну, то есть из наших. А в пятницу гляжу – ментов целая бригада тащится. Куда? Зачем? Ан, оказывается, Николая нашего мертвеньким нашли.
– Да вы что? – в ужасе округлив глаза, сиплым шепотом прохрипела я.
– Вот тебе и «что». Поэтому я и говорю, – хватай за химок своего Гену и уводи отсюда, пока не поздно. Если он у Серого на крючке, – точно здесь Плешивый завязан. А этот, пока до кости не обсосет, не отпустит.
– Ах… я тоже… так боюсь, так боюсь. И то, что вы сейчас рассказали… это… ужасно. Так вы думаете, его, Колю-то этого, его за карты убили?
– А кто их знает… долг ему зачли вроде… Не зря же праздновал-то. Может, еще что было… Не знаю. Только этот рыжий… не просто так он приходил. И повадки все… Явно, что не из местных…
– Ах, я так боюсь… А что он спрашивал? Рыжий этот?
– Рыжий-то? Да вот, не здесь ли, говорит, обретается такой-то и такой-то, Николаем зовут. Я, говорит, друг его старый, из другого города приехал, повидаться хотел. Описал тоже его, Кольку-то. Ничего, похоже. Только не понравился он мне… друг. Сразу не понравился. Но мне что, мое дело маленькое. Сказала, что ушел, через какое-то время обещал прийти, а больше ничего не знаю. Пускай сами разбираются.
– И он ушел?
– Ушел. Больше не стал расспрашивать. Я даже перекрестилась. А то – одна здесь, эти – никакие, под столом валяются… долго ли до греха.
– Да-а… У вас тоже работа… опасная.
– А что ты думаешь? И опасная. Еще какая! Это только так с виду кажется, – чего там… буфет. А здесь тоже… всякое бывает.
– Вот поэтому я и боюсь. Так боюсь, так боюсь! Кто его знает, с кем в этот раз Генка связался. Если вот с такими, как вы рассказываете, так это… это просто катастрофа какая-то! Что я Кларе Михайловне скажу… Так вы говорите, Плешивый… А где у них этот… притон-то сам, вы не знаете?
– А тебе это зачем, дурочка? Хочешь следом за Колькой угодить?
– Нет… Нет, что вы! Я просто… я просто думала, походить там, поспрашивать… может, видел кто… Гену.
– Если Гена твой у Плешивого на примете, тебе Серый все расскажет. Если скажет, что играл с ним, с Геной-то, – не сомневайся. Хватай за шкирку и…
– Куда глаза глядят?
– Да! А если не играл, значит, в другом месте ищи. Значит, не у наших. А туда, где играют они, соваться тебе незачем. Если жизнь дорога. Туда кто попало с улицы не приходит. Эта хата у Плешивого – вроде шпионской явки, – только для своих, проверенных.
– Понятно. Вы извините, если я что не так сказала, я ведь… я только Гену найти хочу.
– Да ладно, чего уж. У меня вон и у самой оболтус подрастает, не знаю, как уберечь его. Сюда, к алкашам-то этим, и близко не подпускаю. Слежу. Да разве углядишь… Ты вон, я смотрю, из приличных тоже, чай, и Гена твой не крапивное семя. А видишь как… И такие попадают.
– Да… вы так правы, так правы! Я просто не знаю… не могу понять, что случилось, где мы недоглядели. А теперь пожинаем… плоды. Невнимательности своей. И вот, Николай этот, про которого вы рассказывали. Такая история… трогательная. Пропал человек ни за что.
– Это ты точно подметила. Именно – ни за что. Он пропал, и деньги мои пропали, так и не отдал, что брал. Только Плешивый, как обычно, в прибылях. Этот и на смерти чужой сумеет нажиться.
– А что, много он задолжал-то вам, Николай?
– Да как тебе сказать… Другому, может, и немного оно покажется, а для меня – сумма. Зарплаты-то у нас здесь, сама понимаешь, не министерские.
– Ну да. А вот этот… владелец… ему, вы говорили, он тоже задолжал. И тоже не отдал, наверное. Он очень сердится?
– Арсен-то? Да нет… Думаю, нет. Он ведь знал, что Колька за фрукт. На отдачу-то, может, и не рассчитывал. Так… только из-за того, что тот с Плешивым тусуется да клиент постоянный. Понемногу прощал ему. Рюмашку там, пирожок… Много-то он тоже не даст, Арсен-то.
– То есть здешние кредиторы на него не в обиде?
– Ну… как сказать. Если бы вернул, мы бы, конечно, не отказались. Да теперь что уж… На том свете угольками.
Порадовавшись на такой оптимистичный настрой Зины, зарплата которой действительно была явно не министерской, я поспешила прикусить язык, поскольку заметила, что от столика в глубине помещения к нам направляется порозовевший и изрядно повеселевший Иван.
– О чем это вы тут все судачите, кумушки? – улыбаясь, спросил он, но глаза, даже несмотря на воздействие хмельных паров, смотрели беспокойно и настороженно.
– Да вот, я расспрашивала у Зины о посетителях, кто как выглядел. Думала, может, припомнится что, может, заходил сюда Гена. Все-таки он исчез-то давно, за неделю мало ли кто мог приходить, может, видела… Видела, да забыла.
