Вот такой у нас уровень старшинской дифференциации. Простите за научный термин.
А сержанты? Вы думаете, я про них забыл? Неееет! Поехали. Заместитель командира нашего взвода. В солдатском просторечье – замок. Колпащиков Александр Валерьевич. За глаза мы его зовем Колпак. Он служил в Венгрии. В авиации. Приехал уже сержантом. А мне кажется, что он, Колпак, так и родился с лычками на плечах. «Словно в понедельник их мама родила! Па-па-па-па-па-па-па! О йессс!!!» Колпащиков всегда аккуратен, начищен и выглажен. Сказывается армейская школа. Пилотку он носит, надвинув ее на нос.
По сложению замок сухопар. Даже, можно сказать, худ. Рост небольшой. Голова непропорционально большая. Волосы прямые, черные, редкие. А вот брови густые. Сросшиеся. Нос прямой. Рот маленький. Губы тонкие. Голос слегка скрипучий. Чем-то он мне напоминает Пашку-Америку из революционного боевика «Трактир на Пятницкой». Только тот посимпатичнее будет. Хотя… Наклонности у этих двух персонажей, как потом выяснилось, одинаковые.
Итак, дальше! Дальше! Ершов Игорь. Командир нашей учебной группы. Высок, неплохо сложен, хотя разденется – худ и не накачан. Даже, прости меня господи, несколько женственен. Волосы темно-русые. Лоб узкий. Скулы округлые, слегка выступают. Глаза маленькие, глубоко посаженные. Подбородок мелковат, губы тонкие. Я его почему-то иногда представляю в бальном танцевальном костюме. На паркете. Рядом с роскошной дамой. Ершов аккуратен. Всегда застегнут. А вот такого солдатского шарма, как у Колпака, у Ершова нет. Чувствуется, что он гражданин. Не служил до училища в армии. Некоторые за глаза его зовут Ерш. Я считаю это вульгарным. Для меня он только Ершов.
Далее идет Калина. Вова Калиничев. Ну, этот, как говорил Пикуль, «от сохи на время». Лицо дауна. Маленькая макушка, скудный лоб, отвисшая челюсть и глаза, как у собаки-бассета. Младший сержант, комод. В смысле – командир отделения. Был он училищным кочегаром. Трудился, чтоб его приняли в КВАПУ. Своим горбом погоны курсантские заработал. А на них хрясь и две лычки накинули. И стал он для нас Самоваром. Стоит перед строем, маленький-неказистый, определяет нашу стратегию на ближайший день и сам себя кипятит. Заводится, в смысле. Клим в таких случаях имитирует движения казачка, который растапливает сапогом самовар:
– Пуф! Пуф! Пуф!!!
– Клименок! Один наряд вне очереди!!!
Калиничев перед строем почти всегда багровеет, хоть прикуривай! Злится, что за взрослого его не считают.
Так вот, сержанты наши, командиры… Я их никогда не считал членами нашего пусть хроменького, но коллектива. Они для меня стоят отдельно. Рядом, но вне. Как они ни стараются, как ни строят из себя иногда демократов. У Самовара вообще статус особый, с присвоением лычек курсантская среда его изрыгнула, а вот в сержантскую когорту он не попал. Не влез. Не получилось у него. Не приняли (деревенщина!). Вот и болтается, бедный… в проруби.
Взвод наш делился на две учебные группы. По двадцать пять человек. И когда я говорю «хроменький коллектив» – это про нашу пятьдесят пятую группу. В пятьдесят четвертой все в порядке! Там совсем другие сержанты. Кузя. Игорь Кузнецов. Комод. Он, кажется, вспоминает про свои лычки, только когда на лекции сзади нужно усесться. «Мне вас контролировать надо!» Садится и «топит массу». Есть в пятьдесят четвертой еще один младший командир. Никогда не забуду, как я его первый раз увидел.
Как-то осенью мы залетели с холода в нашу казарму, хотелось скорее согреться. По «взлетке» расхаживал какой-то солдат, причем десантник. Высокий, талия узкая, спина, наоборот, широкая, как армейский шкаф для посуды. Китель подшитый. С «декольте», в котором была видна тельняшка. Голубые погоны, голубой берет, короткие сапоги со шнурками на голенищах. Что за маскарад?
– Так, десантура, давай в строй!
Взводный Мандрико покрутил на пальце ключами.
Такая у него есть привычка. И показал на громилу пальцем:
– Это наш новый курсант. Суховеенко. Так, вставай в строй, в пятьдесят четвертую группу!
Выяснилось, Суховеенко прибыл из Афганистана, после госпиталя, потому опоздал. Вот его-то и назначили командиром пятьдесят четвертой группы. И оказались они с Кузей сержантами нетрадиционными. Если назначают группу на работы какие, на уборку территории, скажем, Сухой и Кузя вместе со своими курсантами шуршат. Носить надо – вместе со всеми носят. Мести надо – метут. Неееет… Это не командиры. Вожаки!
– Трушкин! Я тебя контужу!!!
– Все, Сухой, бегу!!!
– Охотник! Живее!!!
– Есть, Сухой!
Господи! Ну почему я попал в эту группу, а не в ту?!
* * *
– Рота, подъем!!!
Машинально сую истертые ноги в раструбы галифе. Наматываю портяночки. Как это, что это? Это песня. Кадриль, заучить наизусть которую некоторым из нас до сих пор не удается. Некоторым, но не мне. Показываю! Значит… Стульчик пододвигаем поближе. Расстилаем этот дивный матерчатый прямоугольник на его сиденье. Сначала надо закутать большой пальчик. Потом рраааззз!!! Одним махом всю ступню. Обернуть вокруг голени оставшуюся часть портянки. Уголочек заткнуть за обернутое… Все! Ляля! И чего нас пугали портянками? Я про носки-то уж и забыл. Удобно. Вспотели ноги, снял, перевернул, намотал на ступню сухое, а мокрое вокруг голени. И вперед! «На русский город Калькутту!!!»
Одеваемся дальше. Куртку! Ре́мень! Не реме́нь, а именно ре́мень! Так произносит наш командир взвода лейтенант Мандрико. А еще он говорит не това́рищество, а товари́щество. Может, так и надо? У нас в КВАПУ свои слова, свои выражения. Взять хотя бы такой всеобъемлющий термин, как чмо. Назвать так в лицо – значит оскорбить жестоко. Чмо – это плохой человек, без вариантов. А вот чмошник – скорее, неопрятный курсант. Во всем: в содержании формы, в санитарии, в отношениях со своими товарищами. Можно еще сказать чмырь. Не чмо, конечно, но тоже ничего хорошего. В воинском коллективе такими терминами бездумно лучше не награждать. Можно и ответить. В туалете, после отбоя. Есть еще зема. Это дружеское обращение, ну, типа, земляк. Это слово может произноситься громко, как означающий удовольствие клич, с протяжными «е» и «м»: «Але, зеемма!» Есть еще одно слово, которое символизирует негу, блаженство, ничегонеделание – таски. Спросите у брата-курсанта, как дела. Он ответит: «Та́ски!!!» О! Значит, ажур! Значит, живем!
Что еще про курсантский язык? Взлетка – центральный проход в казарме между кроватями. Увал – увольнение. Увал с ночевой – значит увольнение до утра. Кстати, деревенька, где стоит КВАПУ, так и называется – Увал. Шланг – сачок по-граждански. Шланговать – значит уклоняться от каких-либо действий, в которых участвуют другие близкие тебе курсанты. Все пучком – все хорошо. Череп – молодой воин. Кусок – прапорщик. Полкан – полковник. Чайник, чипок – буфет курсантский. Рулить – командовать. Отбиться – легально спать в кровати. Давить на массу, топить массу, замкнуть на массу – спать вне распорядка дня, например, в сушилке или на лекции. Оружейка, ружпарк – комната для хранения оружия. Брюки об землю или параллельные брюки – парадные, под ботинки. Подшива – кусок белой материи. Из него складывают подворотничок и подшивают на внутреннюю часть воротника х/б или п/ш. Кембрик – тонкая пластмассовая трубочка, которую подкладывают в подшиву, чтоб подворотничок смотрелся объемнее, красивее. Но если такой фасон не понравится сержанту или взводному, подворотничок могут запросто оторвать и заставить подшивать снова. Самоход – самовольная отлучка из части. Минус – низшая курсантская раса, бесправный человек, ну, то есть первокурсник. Минус – это я уже объяснял, потому что одна лычка на рукаве «парадки» или шинели, под шевроном. Ну и, наконец, дыня. Это… как вам объяснить… Командирский фаллос. Если, к примеру, про кого-то говорят: «Его надели на дыню или натянули на дыню, – это значит получил он от командира по самые елды, ну вы поняли! И так далее. Просекли, короче, фишку, въехали? Ну, тогда ништяк!
