* * *
– Так, псамое! Строиться, взвод! Колпащиков, а ну давай людей в расположение!!!
Шура Бешеный, наш взводный Мандрико, вертит ключами на пальце. Колпак, похожий из-за непропорционально большой головы на скворца, точно так же крутит связкой и верещит:
– Второй взвод, строиться в расположении!
Ключ на пальце – признак высокого казарменного положения. Если у тебя ключей целая связка, ты совсем и совсем непростой. Не командир, не свободный сержант, но! У тебя есть некая автономность. Вход в помещения, пребывание в которых нормальным курсантам категорически запрещено. Избранные заботливо пристегивают ключи к пистолетной лямке – тонкому полуметровому ремешку. Один конец этой лямки вместе с ключами в кармане. Второй вместе с тренчиком на ремне. Все надежно, чтоб не потерять.
Итак, наш взвод строится в расположении.
– Равняйсь!!!
– Отставить… Так, товарищи курсанты…
Слово «так» – самое военное слово на свете. Без него не начинается ни одно выступление, ни одно рассуждение, ничего. Без «так» вообще невозможно принятие ни одного важного решения. Это почти что предварительная команда. Если наш командир громко говорит «Так!» – значит, все, опять нам всем предстоит какого-нибудь дерьма нахлебаться.
– Так! Пятьдесят четвертая группа! Готовимся в караул! Суховеенко, заводи своих в Ленкомнату. Учим уставы! Ясно?!! Трушкин!!! Что вы на меня смотрите?
– Слушаю, товарищ лейтенант!
– Правильно делаете, Трушкин! Все, отправляй, Суховеенко!
– В Ленкомнату заходим, группа!!!
Голос Сухого гремит в казарме, как раскат грома. Получив приказ, его курсанты, демонстративно минуя Ленкомнату, уходят курить. С самим же Суховеенко во главе.
– Так! (Бл…, опять «так»!!!) Пятьдесят пятая! В наряд по столовой! Ершов! Получаете у старшины подменку. Переодеваете личный состав (не «людей», не «своих ребят», не «гвардейцев», а именно «личный состав»). В семнадцать быть в столовой! Инструктаж! Дежурный по училищу проводит! Смотрите, сегодня – сам Мотуренко!
– О бля, Мотор…
– Разговоры, Сладков!!!
– Да я молчу, товлейтенант!
– Рот закройте, товарищ курсант! Лучше думайте, как наряд на «отлично» пронести!!!
– Есть…
– Занимайтесь, Колпащиков!
О! Занимайтесь. Еще один казарменный термин. Сигнал. Побуждение к действию. Не существует у нас в КВАПУ таких выражений: работайте, несите службу, учите, действуйте, приступайте, продолжайте… Все вбирает в себя одно только «занимайтесь!».
Колпащиков бьет кулаком по двери каптерки. Там держит оборону рыжий каптенармус Шураев.
– Рыжий! Шураев! Подменку давай!
– Строй людей! Всех сразу! А то будут потом по одному тащиться!
Шураеву наши сержанты побоку. И Колпак ему не указ. Шураев родом с Кубани. Высокий, плечи узкие, таз широкий, башка белая, почти рыжая, глаза хитрющие… Казак, одним словом. Вот сейчас он стоит и смотрит на Колпака наглым взглядом, выставив вперед ногу. На пальцы наматывается-разматывается пистолетная лямка. Заветный знак. Ключи, целая связка! Он – каста, отдельное казарменное сословие. Потому что каптенармусы – лица, «приближенные к императору», читай – к старшине. В их руках все имущество: обмундирование, чемоданы, парадка… Портянки потные, грязные, шершавые от поллюций простыни, зассанные трусы, вонючие кальсоны… И не только. У них есть свобода. «Шураев, вы почему не на занятиях?» «Я на склад, белье получать…» – Бросил через плечо и погремел дальше ключами.
Однажды каптерщик нахамил даже нашему взводному.
– Шураев, я не понял, ты что не в строю, вольный казак, что ли?!!
– Да, казак!
– Так, все! А ну пошел в строй! Старшина! Боженко! Чтоб я его не видел больше в каптерке!!!
Из-за пазухи Провидения нашего Рыжего, естественно, никто никуда не убрал.
А каптерка, ребята, это «остров сокровищ». За первые шесть курсантских месяцев я провел в ней в общей сложности минут пять, не больше. «Получил? Распишись. Следующий!» Каптерщики там едят, пьют чай, спят, спрятавшись от старшины в стеллажах под парадкой… В общем, живут. Одно плохо. Друзей «домой» приглашать нельзя. Поэтому у каптеров, как правило, нет друзей. Приходится выбирать: либо дружба, либо каптерка. И ключи на ремешке.
– Пятьдесят пятая группа!!! Ну вы будете получать подменку или нет?! Пять минут даю! Потом убываю на склад! В п/ш на кухню пойдете!!!
– Это ты щас пойдешь!!!!
– Ну давайте, давайте! Жду!
* * *
В КВАПУ течет своя жизнь. Закрытое, спрятанное от глаз общества существование. И жизнь эта неоднородна. Внутри есть еще жизни. Субстанции. О них некоторые курсанты и даже офицеры не подозревают. Возьмите санчасть. Вроде ничего необычного, больничка больничкой. Ан нет, там, внутри, свои законы. Свой распорядок, свой темперамент… Свое курсантское управление, не имеющее ничего общего со штабом училища. Даже рацион питания свой. Дальше идем. Караул. Пожалуйста, и там все свое, даже законы. Сделаешь что-то не то – получишь не просто наряд вне очереди, а тюремный срок. Оружие ж на руках. Хотя у нас на постах, на стенах бараков разные надписи вырезаны: «И спать хочется, и родину жалко». Или вот еще: «Умри, но спи». Даже диссиденты свои есть, ясно?!
Теперь возьмите наряд по кухне. Заступая в него, ты за сутки проживаешь маленький кухонный век. От приема до сдачи дежурства. И хоть что творится в училище: пожар, тревога, народный праздник, – ты существуешь по-своему. Твоя боевая задача – накормить остальных.
– Строиться!!! Равняйсь! Товарищ полковник, наряд по кухне для инструктажа готов!
Мы выравниваем ряды у корыта с парашей. В это корыто сбрасывают объедки все кваповские батальоны. Когда это корыто наполняется, его выволакивают во двор, грузят на сани, и училищная кобыла по кличке Сорога влечет корыто на училищный свинарник. Не знаю, почему это пикантное место выбрано для наставления будущего наряда на путь истинный. Но… такова традиция.
– Вольно!!!
Суровый бас начальника кафедры связи полковника Мотуренко, кажется, слышен не только на кухне. Даже на далеком стрельбище и на не менее далеком свинарнике. У Мотуренко кличка Мотор. Не только из-за фамилии. У Мотора огромный рост, широкоплечая сухая фигура. Сейчас он в галифе, китель его собран на талии портупеей, хромовые сапоги зеркально блестят. Хищный нос Мотора выглядывает из-под козырька фуражки. В меру широкие скулы обтянуты смуглой кожей. Мотор похож на хищную птицу, на грифа. Он не лукав, не коварен. С курсантами неизменно официален и строг.
Мотор любит позаниматься с отягощениями. Как-то его сын, курсант третьего курса, в увольнении привел к себе домой, в Курган, друзей из родной роты. А дома папа. Засада. Хотели ребята выпить, покурить, расслабиться. Не получилось. Весь день жали гири, еле уползли.
