Выскакиваем из троллейбуса. Семеним быстро, как под обстрелом. Забегаем за здание ж/д вокзала. Закуток. Скажу честно… Обыкновенная свалка. Садимся верхом на «дипломаты». Друг против друга. Держим совет. Клим вытягивает вперед ладонь. Трясет ею, как нищий в метро. Горячится.
– Надо идти за билетами!
– Так???!!! В форме??!!
– А в чем? У тебя гражданка есть?
– Давай… Тяни спичку. Короткая – тому, кто идет.
Клим тянет короткую, молча уходит. Возвращается через час. Все значки вырваны из кителя «с мясом». Из дырочек торчит лен подкладки. «Отличник ВВС», парашютист-«тошнотик», ВСК первого класса – все отсутствует.
– ???
– Танкисты, падлы. Патруль. Все деньги забрали…
– Вот же гниды. Идем на перрон. Так будем проситься.
На путях стоит поезд «Лениногорск – Москва». Уговариваем бригаду проводниц, студенток Свердловского университета, подкинуть нас до Москвы. Они на практике. Пытаемся гусарить, намекать, мол, «вы только дайте зайти, а там увидите!» На нас смотрят жалостливо. Но пускают в вагон. Меня заводят в одно купе, Клима в соседнее.
Я располагаюсь. У столика дама. Смотрит в бегущую даль. Пожилая, лет тридцать. Крупная, кожа лица загорелая, сеточки морщин вокруг глаз. Сажусь напротив. Ее взгляд мало отличается от взгляда студенток-проводниц. Ощущаю неловкость. Засохшая субстанция на груди кителя немного попахивает. Выхожу, плещу из титана кипятком на пятно. Блевотня насыщается влагой, восстанавливает свое влияние на окружающую среду. Комкаю китель. Бросаю на верхнюю полку. Иду смотреть, как там Клим. Дергаю тяжелые роль-двери.
– Игорек…
Полное купе. Мужчина, женщина, двое детишек.
Уперев кулаки в подбородки, они умиленно смотрят, как Клим с хрустом вгрызается в копченую курицу. Увидев меня, он быстро вскакивает и, не давая мне проникнуть в купе, грудью выдавливает меня в коридор, бросая им через плечо:
– Я сейчас, сейчас… Это товарищ мой…
И дышит мне в нос запахом мяса и честнока.
– Неудобно… Семья военного… Угощают…
– Я тоже хочу пожрать!
– Сейчас приду! Жди меня в своем купе!
– Клим, ты – скотина!
– Сейчас приду!
Клим появляется через десять минут. Смотрим в окно втроем. Я, он и дама. Потом Клим сыто рыгает и уходит спать. До Москвы доезжаем без приключений. Клим отчаливает на родину, в Павлово. Я электричкой с Ярославского добираюсь до Монина. Захожу на КПП. Протягиваю военник и отпускной в окошечко ДПВК. Дежурный помощник военного коменданта, капитан, удивленно смотрит на меня сквозь мутный, исцарапанный плексиглас. Ему явно не нравится мой внешний вид. Но все равно ставит штамп о прибытии. Отправляюсь на дачу. Час ночи. Пробираюсь сквозь заросли. Костер. Папа сидит в дедушкином генеральском кителе, с кочергой, у костра. Он навеселе. Выхожу на поляну. Папа берет кочергу «на караул». Командует:
– Смирно!!!
Выбегает мама. Плачет. Ну вот. Я дома!
* * *
Наш гарнизон Монино расположен в лесу, от Москвы в двадцати пяти километрах. Он обнесен высоким забором, а на воротах дежурят солдаты. У нас своя школа, свой стадион, свой госпиталь, свое кладбище и свои магазины, прилавки которых богаче, чем в гражданских поселках. Монино – это оазис. У нас не угоняют машины, не грабят квартиры, и маленьких детей мамы выпускают гулять без опаски. За порядком следят сами военные. Помню, классе в третьем ночью меня взял патруль:
– Ты почему гуляешь в такое время?
– А мне разрешили!
Начальник патруля, офицер, взял меня за руку и лично отвел домой. Но буквально перед моим отъездом в КВАПУ в гарнизоне появилась своя милиция. Стали угонять машины, на улицах прибавилось хулиганья, и даже начались квартирные кражи.
Центр Монино – Военно-воздушная академия имени Юрия Алексеевича Гагарина. В ней готовят командиров-летчиков и штурманов высшей квалификации. А учатся в академии и наши советские офицеры, и слушатели из двадцати других государств. Их дети соответственно ходят в нашу школу, в обычные классы.
Начальник академии – маршал авиации Николай Скоморохов, которого мы зовем между собой Дядя Коля. Каждое утро, отправляясь пешком на службу, он проверяет порядок на территории. Маршал шагает чинно, под мышкой у него черная папочка, сам он в мундире, с лампасами, в шитых погонах и в фуражке с огромной золотой кокардой. Рядом семенит комендант гарнизона, с листочком и с ручкой, записывает замечания.
По воскресеньям на площади перед Домом офицеров играет духовой оркестр. Некоторые взрослые даже вальсируют. А по субботам лабает ансамбль, дает танцы для молодежи.
Главный праздник Монина – выпуск из академии. Вот тогда ансамбль и оркестр дают джазу целую ночь. Офицеры и генералы вышагивают в парадных мундирах, дамы в вечерних платьях. Все веселятся и, не пугаясь начальства, бессовестно пьют.
Рабочие кварталы лежат вне гарнизона. Там играют в карты, ругаются на всю улицу матом и бессовестно пьют всегда. Гарнизоновские дети стараются пореже выходить за забор. Побьют, отнимут мелочь, которую мама дала на кино, и так далее. Иногда рабочинские и железкинские парни сами являются в гарнизон. Подраться, покуражиться, пошугать живущую в оазисе молодежь. И это им почти всегда удается.
Десятый класс. Готовлюсь к поступлению в училище
Приехав в отпуск, я нахожу Монино тишайшим до скукоты.
Друзья ушли в армию, однокашники приедут в отпуск лишь в сентябре, в летных училищах так заведено, общаться не с кем. Я, поощряемый мамой, объедаюсь печеньем-вареньем и перед отъездом еле-еле натягиваю на себя мундир. Я хочу обратно вернуться в КВАПУ. Странное чувство. Говорят, вот так же бывалые зэки порой хотят вернуться обратно в тюрьму. Учиться, учиться и учиться. Кстати, говорят, это не лозунг, придуманный Лениным. Это он просто ручку расписывал.
* * *
– Пишите! Оформляйте аккуратно! Выделяйте основные мысли!
– А как их определить – основные мысли?
– Вы что, товарищ курсант! Основные мысли – это… Это основные мысли! Занимайтесь!
От нас требуют. О нас заботятся. Нас проверяют. Огневая? Строевая? Физподготовка? Нееет. Идеология прежде всего. И-де-о-ло-ги-я! Сейчас я старательно конспектирую мысли классиков марксизма-ленинизма. Для этого заведены специальные, как их у нас называют, «амбарные» тетради. Толстые и большие, с клеенчатой обложкой. Чтоб больше мыслей влезло. А кто классики? Вы с ума сошли, это Ленин, Маркс и Энгельс. Зарубите себе на носу. Я давно уже зарубил.
Итак, конспектирую. Даже, если быть точнее, переписываю. Сдираю. Нет, сначала я пытаюсь делать это самостоятельно. Трачу время часами. Днем и ночью. Как понять, где у классика главная мысль, а где неглавная? Потом иду другим путем: беру конспект у земляка с третьего курса и сдуваю вчистую. Ну, там, разукрашиваю по-своему, конечно, цвета другие наношу и так далее. А некоторые курсанты вообще вырывают лист с фамилией старого хозяина и пишут свою. Если тетрадь не очень затрепанная, то канает.
