– Ну, если тебе так сказали – будь рядом с братиком. Это дело хорошее… а про бездомных детей кто из вас подумал?
– Вместе…
– Молодцы вы с братиком. Приедешь еще ко мне?
Софья активно закивала. Приедет, а то ж! Это из тех приглашений, от которых не получается отказаться. Факт.
О чем старец беседовал с братом, она узнала позднее. Расспрашивал про учебу, про саму Софью, про школу, Алексей, отличающийся недюжинным умом для шестилетки, рассказывал все как есть. Да, думали. Да, придумали. Детей жалко потому как.
Солдат из них растить?
Так почему бы и нет? Им дело в жизни, царю – верные люди, всем хорошо…
Почему именно детей с улицы? Не боярских, не стольников-постельников, не дружек, которых царевичу по традиции подсовывают?
Так этим ничего не нужно, только за царевича зацепиться. А вот дети с улицы, которые отлично понимают, что жить им год-два осталось…
Да и жалко их!
Дети же… такие же, только не царевичи.
С царевной Анной вообще было просто. Племяшек она любила и ради них готова была на все. Старец это понял за две минуты и еще час утешал женщину. Да, радости материнства тебе не дали, но вот тебе дети, которые любят тебя и которых любишь ты. Заботься! Греха в этом нет.
Последним на беседу отправился Алексей Михайлович. И получил напутствие и благословение. Дети, мол, верно все понимают. А что казна пуста, так шуба густа. Правильно они говорят, лучше с дерева есть, чем чужие смерти на совесть принять. Душой вы очерствели, за деревьями леса не видите, за сиюминутными делами – царствия небесного…
А я буду рад обоих детей видеть, когда бы ни приехали.
После таких заявок Алексей Михайлович решил не спорить – и школа начала строиться. А набором занялся Иван Федорович Стрешнев – мужик умный и с характером. Умеющий и вежливо отсеять ненужных – и разглядеть жемчужины в куче навоза.
Вообще, все дети, подобранные на улице, делились на несколько категорий.
Первая – достаточно обширная – те, кто имел физические увечья. Кем им быть в войске? Так обозниками. Хороший обоз – это великая вещь! Обозник – он и готовит, и лечит, и добычу сбережет, и за скотиной приглядит, и за орудиями, а стрелять из пушек, кстати, отсутствие ушей или там, одной ноги не мешает, как и писать, как и собирать информацию – тут можно многое придумать. Война – это не только сабли, это еще и снабжение, и если каждый будет грамотно заниматься своим делом – потери в войсках заметно сократятся.
Вторая – собственно будущие воины.
Ребята, которые оказались на улице случайно, поняли, что им не выжить, и готовы на все, лишь бы вылезти из этой клоаки. Такие за свой шанс зубами держаться будут. На улице у них перспектив – сдохнуть за пару лет, а вот в воинской школе… да, война – это часто смерть, но кто из детей об этом думает?
И третья категория.
Софья для себя их окрестила волчатами.
Самая сложная, самая серьезная. Это те, кто оказался на улице и выжил, чтобы со временем стать московскими ночными татями. Грабителями, убийцами…
Что делать с ними – пока никто не представлял. С одной стороны – дети, не убивать ведь их, с другой – переломить их уже вряд ли получится, а в школу взять, так они и там начнут уличные порядки устанавливать…
Софья готова была взбелениться от несправедливости жизни. Проект – ее, а ее из терема не выпускают! Сиди на попе и жди, пока Алексей вернется! А потом выслушивай все, что он хотел сказать, утешай, настраивай на нужный лад…
Брат, конечно, умен, но ему только шесть лет, всего шесть… скоро семь, но ведь мало! С другой стороны, кто сказал, что, сидя в тереме, нельзя влиять на обстоятельства? Когда Софья узнала о таком разделении на группы – она его горячо одобрила, но вот когда речь зашла о «волчатах» – задумалась. В советские времена и не таких волчат перевоспитывали, но это нужен определенный опыт, силы, знания… она бы справилась?
Не факт. Постараться было бы интересно, но заниматься этим некогда. А вот куда и кому на шею перевесить этот камень… идея оказалась неожиданно проста.
А заодно – избавляла казну от лишних расходов. И так война с Речью Посполитой высасывала деньги из казны не хуже пылесоса. Алексей Михайлович распорядился чеканить медные деньги, но к хорошему это привести не могло. Надо было повышать не количество оборотных средств, а уровень жизни, товарооборот, занятость, снижать цены, но не чеканить дурацкие медяшки и не приказывать принимать их за серебро. Не говоря уж о том, что казна эти медяки не принимала ни под каким видом. Узнав о таком, Софья только что пальцем у виска не повертела. Козе понятно, что от такого инфляция начнется, а там и до революции недалеко. Или хотя бы до грабежей, разбоя… нет, это не дело. Вон, в Италии в свое время с бумажными деньгами так же доигрались…
Но кому об этом скажешь? Отцу? Ага, так он ребенка и послушал! Брату? Мал тот еще для таких материй. Тете Анне? Эх-х-х, вот ведь где засада – знаешь, что делать, знаешь, как делать – и ничего сделать не можешь! Возраста и авторитета не хватает.
* * *
Алексей Михайлович Романов с некоторого времени, а точнее с поездки к святому старцу, полюбил приходить в гости к сестрице Анне. Царица сейчас все силы и время отдавала ребенку. Федор родился откровенно болезненным
[11]
. Эх, вот женился бы он на Фимушке, глядишь, и дети были бы другие, и сыновей больше было бы. Хотя ему и так грех жаловаться. Алешенька, наследник любимый, и грамоту и счет осваивает, языки учит прилежно, наставники нахвалиться не могут. О государстве задумался. Самому Алексею в его возрасте и в голову такие мысли не приходили. Как детей учить, свои войска создавать, что ж, пусть попробует. Дело-то нужное…
Да и дочери дочерям рознь.
При мысли о Софье Алексей Михайлович только вздохнул. Да, дочь его удивила – и это мягко сказано. Как-то никогда он не задумывался, что царевнам и плохо, и больно… знать – знал, но вот когда это его ребенка коснулось – по-другому взглянул.
Не хотелось ему запирать девочку в тереме, ой как не хотелось. А лучшим выходом как раз будет отправить ее вместе с сестрицей в Дьяковское. Пусть там живет, даже если что и нарушит, чай не так строго глядеть будут, как если бы в Москве… Опять же и сестрица Татьяна меньше жаловаться на племянницу будет, с глаз долой, из сердца вон. И царица…
Он угадал верно. Оба его ребенка были у Анны Михайловны. Все втроем играли в какую-то сложную игру. На полу лежал расстеленным большой лист бумаги, склеенный из нескольких, на нем было начерчено что-то непонятное, а все втроем – и дети и Анна по очереди бросали кости и передвигали фигурки, время от времени то радостно, то разочарованно вскрикивая.
