Впрочем, боярин был достаточно умен, чтобы держать свое мнение при себе. А заодно – приглядываться, прислушиваться, держать нос по ветру…
Способности у него были великолепные, вот он сейчас и обратил их на пользу делу. Какому?
Да-да, делу укрепления своего влияния на царевича.
Не верилось боярину, что никто не решит подластиться к Алексею Алексеевичу, пока есть время и возможность. А ведь они есть. Сейчас, пока царевич еще дитя, пока на него легко надавить, настроить в свою пользу, спровоцировать в той или иной ситуации… То, что он уехал из Кремля, дало громадное преимущество, сейчас до него добраться было труднее. Но летом, когда двор переедет в Коломенское, Алексей окажется в прямой досягаемости. И вот об этом надо с ним поговорить.
А еще…
Когда при дворе появился Симеон и стал плакаться царю, Афанасий первый догадался, чем это может грозить. И всю ночь его гонец нахлестывал коня, торопясь сообщить царевичу плохое известие.
Софья только выругалась и подумала, что надо было накормить иезуита парой ложек мышьяка. А можно и не мышьяка. Самую обыкновенную соль, крупного помола – чтоб сожрал пять столовых ложек и копыта отбросил…
Каков умник!
Сейчас царь приедет с инспекцией, особенно если неожиданно, найдет недостатки, разгневается – или кто-то что-то не то ляпнет – и понеслась арба по кочкам. Ну погоди ж ты у меня, Самуил, земля круглая, сочтемся…
Но пока было не до того.
Три царевны схватились за голову и принялись на скорую руку заделывать огрехи и прорехи.
Да-да, и Татьяна тоже. На воле ей понравилось намного больше, чем в Кремле, и возвращаться она не имела ни малейшего желания. Зато отписала царевне Ирине с тем же гонцом.
И все, включая царевича, поблагодарили боярина Ордина-Нащокина за предупреждение. Теперь у них есть время. А еще… надо бы отписать обратно царю про Симеона. В лучших традициях анонимок. Да, подло, некрасиво, мерзко, но он сам первый начал. А раз так – пусть получает полной ложкой по лбу.
* * *
Царевна Ирина получила письмо вовремя, иначе и не скажешь.
Сестры – что Анна, что Татьяна – в один голос уверяли, что счастливы, довольны жизнью и вообще не могла бы сестрица любимая?..
Ирина могла, да еще как.
Умна была царевна, этого не отнять. Самая хитрая из сестер, она стала дороже всех венценосному брату и видела, что примерно тот же процесс происходит в отношениях Алексея-младшего и Софьи. Вот и ладненько.
Помешать можно, но не нужно, у каждого должны быть близкие люди. Она вот брата любит, а сейчас, когда две другие сестры уехали, она рядом с ним одна осталась. И в душе, и в разуме… Разве плохо? И влиять на царя могла, хоть и немного.
А сестры просили о том, что и ей было выгодно.
Сейчас все тихо, спокойно, ни ссор, ни скандалов, вернутся еще две царевны – опять брат на части рваться начнет, опять буча поднимется в тереме… не-ет… пусть остаются, где и хотят.
Письмо пришло в утро, а вечером пришел и братец любимый, сел в кресло, взглянул горестно. И поделился, мол, так и так, приехал Симеон, да такое рассказывает, что страшно становится. Не ошибку ли я совершил с Алексеем, дав сыну слишком много воли?
Не к беде ли?
Не получи Ирина письма, она бы тоже сомневалась, думала, переживала. Она же была спокойна и попыталась, как могла, успокоить брата. Хотя бы простым вопросом – а кто клепал-то?
Ах, Симеон?
А кто он такой, чтоб царского сына судить? В чем вина Алексея?
Не прислушивается?
Так и не обязан. Что с ребенком будет, ежели он с детства всяких там слушать привыкнет? Родители у него есть, а остальные – вон пошли. Ты ж, братец любимый, с ним воспитателей отправил, а Симеон – кто? Официально – не пришей кобыле хвост, так-то. Его дело было ребенка латыни учить, а он куда полез?
Сам захотел поехать?
А с какой целью? Что он вообще на Руси делает? Кто он такой? Латинянин, иезуит… хоть и ученый, а только не вся ученость на пользу идет! Кто его в Виленской академии учил? Да иезуиты и латиняне, в коих православия, что в волке – овечьего!
Не слишком ли он старается к власти приблизиться?
Можно ли ему доверять, и тем более ребенка? Царя будущего?
Ой ли…
Алексей Михайлович даже чуть растерялся под натиском сестры и руками развел.
Человек, божий, за просвещенность ратует… так просвещенность-то она разная бывает. Ежели на европейский манер, так они там в разврате живут! У нас девицы, чай, в строгости воспитываются, а у них? Голые титьки вывалит и пошла плясать перед мужиками? Не-ет, тут серьезно надо разобраться, почему Симеон сбежал и принес донос. Не с воспитанником попытался справиться, не Аввакума обуздать, а сразу – к царю!
Так что воинственный настрой Алексею Михайловичу на несколько дней сбили, а там и письмецо пришло от сына.
Мол, так и так, батюшка, старец Симеон, не иначе, недоброе задумал. Они тут с Аввакумом Петровичем ненароком спор затеяли и переругались вдрызг. Вот старец и заявил, что, мол, протопоп наглый еще пожалеет. Не к тебе ли он поехал? Ежели так, все в воле твоей, только сначала прошу тебя, как самого справедливого царя, обе стороны выслушать, а уж мы, как почтительные и любящие дети, любой твой приговор примем.
Алексей Михайлович призадумался. Зная по собинному другу Никону, до чего доходили дела в церкви, в благочинность религиозных деятелей он уже лет десять как не верил. Ежели все и правда просто распри между Аввакумом и Симеоном… да и пес бы с ними! Пусть собачатся, ежели им вера позволяет! Главное, что сын вроде бы в ересь не впал и по-прежнему отца любит. И пишет здраво.
Надо бы, конечно, съездить, но еще дела добавились.
Болела царица, болел младшенький сынок, сильно плох был любимый воспитатель Борис Морозов, плохие вести шли с войны, не хватало денег – ну и?
Тут не до разборок, выстоять бы без подпорок.
Одним словом, царевна подарила сестрам почти две недели – и ими воспользовались с избытком. Хотя все равно времени не хватало…
* * *
Когда на утреннее построение пришел царевич, Васька и не удивился. Он всегда так. И приходил, и в начале строя стоял, как бы подчеркивая, что его это ребята и его школа.
Необычным другое стало, когда вышел царевич из строя, да и обратился к детям.
– Воины земли Русской!
Ребята насторожились.
– Пришла и к нам беда лихая. Иезуит коварный, старец Симеон, донос царю написал. Что учат вас здесь делам черным, что ничего вы не знаете и не умеете, что школу нашу надо разогнать, а вас отправить откуда пришли.
Что?!
Словно ветер по лесу пронесся, так зашумели все. Васька стоял, будто пришибленный.
