Он тоже заулыбался и присел рядом со мной на бревно. Черный широкополый зонтик, точно шатер, укрыл нас от дождя. Робот прилег на песок в ожидании моей истории. Но я не спешила ее рассказывать. Впрочем, кое-чем я все-таки могла с ними поделиться.
— Папа подарил мне байдарку, но мама не разрешает на ней кататься в такую погоду. Какое-то уж очень дождливое лето в этом году. И волны выше обычного.
— Всему свое время, — философски изрек Максим Николаевич. — Уверен, твоя байдарка сослужит тебе хорошую службу, когда море успокоится. А оно непременно успокоится. Нужно только подождать.
Я покосилась на своего собеседника, чтобы удостовериться, что он ненароком не превратился в какого-нибудь древнего духа-предсказателя. Но рядом по-прежнему сидел немолодой и совершенно лысый хозяин лабрадора. Он скинул с босой ноги разношенную туфлю и зарыл худую, всю в голубых вздувшихся венах ступню в теплый мокрый песок. Судя по выражению лица, это принесло ему небывалое удовольствие. Выглядел он так, будто съел первую в жизни шоколадную конфету.
— У вас болят ноги? — спросила я. — У моей бабушки то же самое. Она носит специальные лечебные носки и делает ванночки из мяты. Говорит, снимает усталость.
— Морская вода и песок — вот мои лечебные носки. Мне их прописал мой личный врач, — Максим Николаевич подмигнул лабрадору. — Если бы он не любил так много гулять, я бы, наверное, и не подозревал, что мои ноги еще на что-то годятся.
— Да уж, ваш Робот очень хорошо разбирается в человеческих проблемах, — усмехнулась я и погладила лабрадора по шелковой голове.
— Мы вообще идеально подходим друг другу! Он лечит людей, а я — зверей.
— Так вы ветеринар?
— Угу, — с гордостью подтвердил Максим Николаевич. — Восемнадцать лет проработал в нашем зоопарке, а теперь у меня частная практика. Это мне жена посоветовала начать собственное дело.
— А почему она не выходит с вами на прогулки?
Конечно, единственное объяснение того, почему же я никогда не видела жену Максима Николаевича, дошло до меня уже после того, как я задала свой вопрос.
— Ой, извините, пожалуйста, я не подумала…
— Всему свое время, — грустно повторил он. — От Танечки у меня остались чудесные девочки. Теперь они уже, разумеется, взрослые и самостоятельные тети: младшая учится в Москве, а старшая в Стокгольме. Приезжают два-три раза в год. Так что, читай, по-настоящему со мной остался только Робот. Это Танечка придумала ему такую кличку. Что поделать, обожала фантастические романы. Прямо жить без них не могла! Казалось бы, бухгалтер, а какая фантазерка! — Максим Николаевич поглядел на серое небо, и повеселел, как будто невидимый лучик озарил его лицо. — Вот и мы с Роботом вечерами сочиняем фантастические рассказы!
— Да ну! И о чем ваши рассказы? Дадите почитать?
— О, мы будем только рады! Еще бы! Ты слышал, Роб? Мы нашли первого читателя!
Робот завилял хвостом, подскочил и уперся передними лапами в мои колени, чуть не свалив меня с бревна.
— Да, вот как мы рады! — похвалил его Максим Николаевич и угостил каким-то собачьим лакомством. — Сейчас мы работаем над рассказом о драконьем яйце.
— Да? — заинтересовалась я. — Расскажите!
— Ну что ж, — приосанился Максим Николаевич. — Раз публика просит! Верно, Роб?
Глава 10. Драконье яйцо
Максим Николаевич достал из кармана рубашки сложенный вдвое листок, развернул его и, покашляв в кулак, принялся читать вслух:
«Однажды облака расступились, и над землей появился некогда великолепный дракон. Он был изможден, но серые, могучие крылья его не сдавались морозу, пусть иней и разрисовал их ледяными узорами, отняв все тепло. В ту пору над миром царствовал холод. Он один повелевал ветрами и морями. Он был палачом всему живому, и день ото дня совершенствовал свое страшное искусство. Он не признавал ни одной краски, кроме мертвенно-белой, и старательно укрывал свой холст снежными пластами, чтобы раз и навсегда избавиться от неугодных ему зеленых долин, дарующих жизнь.
Силы почти оставили дракона, он путешествовал уже много недель без пищи и воды в поисках заветного оазиса, куда еще не пришла коварная, всепоглощающая зима. Единственное, что удерживало дракона от того, чтобы покориться безжалостному Властелину льда, сложить крылья и рухнуть вниз, было яйцо. Крапчатое голубое яйцо, где трепетала хрупкая новая жизнь. Дракон бережно нес яйцо в лапах, как величайшее сокровище, и понимал, что долгий, изнурительный путь его будет окончен, лишь когда яйцо окажется в безопасности.
Мороз медленно разъедал его кожу, обволакивал чешую, и уже совсем близко подобрался к сердцу. Еще мгновение — и небесный зверь будет повержен.
Дракон почувствовал, что жизнь покидает его. Он закрутился в полете, стараясь сбросить ледяной панцирь, отогреть ослабевшее, засыпающее сердце. Борьба захватила дракона целиком. В отчаянной попытке освободиться, соскрести кожуру инея, он разжал когти и стал бить себя по бокам, будто расчесывал незаживающую рану. Не сразу он осознал, что выпустил яйцо — то, ради чего пустился в странствие, то, откуда теперь никогда не появится новая жизнь.
Яйцо упало с высоты прямиком в объятия снежного короля — в ледяное озеро. Острая как стекло корка сомкнулась над яйцом и навек схоронила его на дне.
Дракон опустился на лед. Он метался по поверхности, царапал, выл и ревел, но все кругом оставалось глухим к его страданиям. Пламя вырывалось из его пасти, но и оно не могло растопить ледяную крышку, даже если бы целую сотню лет дракон выдувал огонь.
Ему пришлось отступить. Смириться с тем, что погибло его единственное яйцо, а значит, и он сам. Дракон погрузился в сон, и к утру сердце его промерзло насквозь и превратилось в камень.
Тысячелетия Холод наслаждался своим творением — царством мертвых, погребенных в снежном плену, и не подозревал, что на дне ледяного озера спокойно дремлет в яйце последний дракон.
Но однажды лед треснул и сделался водой. Солнце нагрело землю, и та впитала талый снег, будто его никогда и не было. Наступил конец ледяной эпохе, и суровые ветра сменились теплыми бризами.
Ледяное озеро росло и со временем превратилось в море, которое пробило себе путь в океан. Появились новые существа, расселившиеся в воде и на суше. Пробудился и дракон в яйце. Он разбил прочную скорлупу и увидел, что мир вокруг него прекрасен. Он вынырнул, глотнул воздуха и вновь погрузился на дно. Он не знал, что создан для небес, поэтому приспособил крылья как плавники, научился охотиться на мелких рыб и уступать дорогу крупным морским хищникам.
Море развивалось, поглощая все новые и новые земли. Вместе с ним взрослел и дракон. Через несколько десятков лет он сделался самым большим в море и теперь уже никого не боялся. Он считал море своим, но готов был делить его с другими — с китами и растениями, с акулами и осьминогами.
