Великолепным и очевидным фактом, как только Кейт встала на пороге его квартиры в тот день, о котором мы уже имели случай упомянуть, было то, что она теперь полностью взяла эту свободу в свои руки. Это тотчас бы подчеркнуло разницу – не будь ничего другого, что могло бы ее подчеркнуть, – между их теперешними отношениями и отношениями другими: вспомним характер их последней встречи в Венеции. То ведь была его идея, тогда как теперешний шаг Кейт был целиком ее собственным решением: немногие признаки этого, которые они оба отметили, были, с точки зрения Деншера, почти трогательно очевидны. Кейт и теперь была так же мрачно-серьезна, как тогда; она так же осматривала все вокруг, чтобы это скрыть; как прежде, она делала вид, хотя ее слова, в той атмосфере и в тот момент, звучали совсем невыразительно, что интересуется его жильем и его «вещами»; правда, в том, что ей не удалось симметрично поднять вуаль, виделось смущенное воспоминание, и Деншер посоветовал ей просто вовсе снять шляпку, на что она сразу согласилась, подойдя к зеркалу. Все это было лишь тщетой – пустой суетой, а реальностью было то, что через несколько минут после ее появления воображение Деншера подсказало ему, что приход Кейт внес в их отношения тот самый элемент обновленной уверенности, забота о котором прежде была исключительно его собственным делом. Именно Кейт, в высшей степени, сохраняла присутствие духа. И кстати сказать, не замедлила использовать его прямо по назначению.
– Видишь, на этот раз я без колебаний сломала твою печать!
Войдя в его комнату, Кейт успела положить на стол длинный конверт, весьма плотно заполненный, который он переслал ей в другом, еще более вместительном конверте. Деншер, однако, даже не взглянул на него – в уверенности, что никогда более не захочет его видеть; к тому же, по случаю, конверт лег на стол не печатью, а адресом вверх. Так что Деншер ничего «не видел», и слова Кейт заставили его посмотреть лишь исключительно ей в глаза, не подходя туда, где лежал указанный предмет.
– Это не «моя печать», дорогая, и моим намерением, которое я постарался выразить в своей записке, было пояснить тебе, что это не мое.
– Ты хочешь сказать, что тогда оно до такой степени мое?
– Ну, давай скажем, если тебе угодно, что оно «их» – то есть исходит от хороших людей из Нью-Йорка, от авторов присланного нам сообщения. Ты сломала печать – ну и прекрасно; но мы могли бы, знаешь ли, – сразу же продолжил он, – отправить его назад в целости и сохранности. Только сопроводив его, – Деншер улыбался, а сердце его сжималось от волнения, – предельно любезным письмом.
Кейт восприняла это, лишь отважно поморщившись, как делает мужественный пациент, давая знать врачу, когда пытливая рука эскулапа касается больного места. Он тут же понял, что она была к этому готова, и – с этим знаменательным знаком – то есть что она слишком умна, чтобы этого не ожидать, ему явился проблеск надежды. Кейт была достаточно умна – довольно будет сказать, – чтобы быть готовой ко всему.
– Ты предлагаешь, чтобы мы так и поступили?
– Ах, теперь уж слишком поздно так поступить – ну, в идеале. Теперь, когда есть свидетельство, что мы знаем…!
– Но ты ведь не знаешь! – очень мягко возразила она.
– Я имею в виду то, – продолжал Деншер, не обращая внимания на ее слова, – как красиво это выглядело бы. Оно было бы отправлено без ознакомления с его содержимым, но с заверениями в высочайшей признательности и сочувствии; а доказательством этому было бы состояние конверта: вот это нас вполне удовлетворило бы.
Кейт на мгновение задумалась.
– Состояние конверта в качестве доказательства, что отказ не вызван недостаточностью суммы? Ты это имеешь в виду?
– Да, что-то в этом роде. – Деншер опять улыбнулся, как бы прихотливо играя, в расчете на ее чувство юмора.
– Так, по-твоему, если ознакомление – что касается меня – имело место, то вся красота пошла насмарку?
– Разница в том, что я разочарован в надежде – какую, признаюсь, я питал, – что ты принесешь эту вещь обратно ко мне в том виде, в каком получила.
– В своей записке ты этой надежды не высказал.
– Я не хотел. Мне хотелось оставить это на твое усмотрение. Мне хотелось – о да, если ты хочешь спросить меня об этом, – хотелось посмотреть, как ты поступишь.
– Тебе хотелось узнать меру моей способности пренебречь нормами деликатности?
Деншер продолжал, теперь уже не колеблясь, с какой-то даже легкостью, вдруг овладевшей им из-за присутствия в атмосфере комнаты чего-то, что он не смог бы пока определить:
– Ну, мне захотелось – в таком удачном случае – устроить тебе проверку.
Кейт была поражена – это ясно отразилось на ее лице – его выражением.
– Это удачный случай, – сказала она, не сводя с него глаз. – Не знаю, был ли когда-нибудь известен более удачный!
– Что ж, чем удачнее случай, тем удачнее проверка.
– Откуда тебе знать, – спросила она в ответ на это, – на что я способна?
– А я и не знаю, моя дорогая! Только, если бы печать не была сломана, я узнал бы скорее.
– Понятно. – Она задумалась. – Но сама я совсем ничего не узнала бы. И ты тоже не узнал бы того, что знаю я.
– Позволь мне сразу же предупредить тебя, – тотчас отозвался он на это, – что если тебя подмывает исправить мое незнание, я настоятельно прошу тебя этого не делать.
Она колебалась.
– Ты что же, боишься влияния того, что узнаешь? Неужели ты способен сделать это только вслепую?
Он помолчал с минуту.
– Что это я способен сделать только вслепую – ты о чем?
– Ну как же, о том единственном, о чем, как я понимаю, ты сам все время думаешь. О том, чтобы не принять… то, что она сделала. Разве не существует для таких случаев официального названия? Не принять наследства?
– Тут есть кое-что, о чем ты забываешь, – проговорил Деншер минуту спустя. – Я просил тебя участвовать в этом вместе со мной.
Ее удивление заставило ее несколько смягчиться, но в то же время не лишило ее твердости.
– Как могу я участвовать в чем-то, к чему вовсе не имею отношения?
– Как? Одним только словом.
– И каким же словом?
– Твоим согласием на мой отказ.
– Мое согласие не имеет смысла, раз я не могу тебе воспрепятствовать.
– Ты вполне можешь мне воспрепятствовать, – заявил он. – Постарайся понять это как следует.
Казалось, Кейт расслышала в его словах угрозу.
– Ты хочешь сказать, что, если я не соглашусь, ты не откажешься?
– Да. Тогда я ничего не стану делать.
– Это, как я понимаю, означает согласие принять.
Деншер помолчал.
– Я не стану выполнять никаких формальностей.
