Книга Крылья голубки, страница 63. Автор книги Генри Джеймс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Крылья голубки»

Cтраница 63

И помощь действительно пришла прежде, чем они покинули галерею: когда ее друзья, без промедления, приняли приглашение Милли теперь же уйти из музея и разделить с нею ланч у нее в отеле, все получилось так, будто трапеза ждала их на Пятой авеню. Кейт, по-настоящему, никогда там не бывала, но Милли сейчас вела ее именно туда; мистер Деншер, разумеется, бывал там, но, во всяком случае, это никогда не происходило так скоропалительно. Милли сделала это предложение так, будто естественнее и быть ничего не могло, – она предложила это как американская девушка и тут же, по тому, с какой быстротой они за нею последовали, поняла, что старания ее оправдались. Прелесть происходящего заключалась в том, что Милли пришлось всего-навсего сделать вид, что она приняла намек Кейт. Кейт как бы говорила своей первой замечательной улыбкой: «О да, мы выглядим странно, но… дайте мне время»; а американская девушка могла дать ей сколько угодно времени – как никто другой. И то время, что Милли дала им, она вынудила их взять, хотя бы даже они сочли, что для них этого слишком много – больше, чем им хотелось. На крыльце музея она выразила желание, чтобы была взята большая наемная карета: тогда они смогут выбрать путь, наверняка умножающий минуты… И ее усилия оправдались более, чем когда-либо, благодаря несомненному очарованию, какое ее вдохновение придало даже их поездке в наемном экипаже; наивысшего взлета – разумеется, с ее точки зрения – Милли достигла, представляя своих спутников Сюзи. Сюзи была на месте, ожидая ланча и – в перспективе – возвращения ее подопечной; и ничто не смогло бы более переполнить сейчас сознание этой подопечной, чем наблюдение за тем, как ее добрая приятельница воспринимает почти полное отсутствие у нее малодушного беспокойства. Чаша же, которую так и не пронесли мимо этой доброй приятельницы, могла стать поистине ошеломляющей, поскольку, вне всяких сомнений, состояла из ингредиентов, перемешанных самым поразительным образом. Милли поймала вопрошающий взгляд Сюзи, желающей понять, не привела ли она гостей для того, чтобы вместе с ними услышать, что сообщил ей сэр Люк Стретт. Ну что ж, будет лучше, если у компаньонки окажется больше причин задаваться вопросами, чем меньше: она ведь, «вообще-то», как говорят в Нью-Йорке, приехала в Европу ради интереса, и теперь в ее глазах и правда горел интерес. Тем не менее сама Милли в этот остро критический момент немного жалела Сюзи: та, в случае необходимости, могла извлечь из этой странной сцены сравнительно мало утешительной тайны. Она увидела неожиданно откуда-то возникшего мистера Деншера, но она ведь не видела ничего другого из реально случившегося. Точно так же она увидела безразличие Милли к предсказанной ей обреченности, и Сюзи нечем было все это объяснить. Единственным, что помогло ей сохранить спокойствие, было то, как Кейт после ланча почти удалось, можно сказать, за все ее вознаградить. Это же, скорее всего, помогло и Милли по большей части сохранять спокойствие. Для нашей юной женщины в этом была особая прелесть – определенный отход привлекательной девушки от ее прежнего курса. Прежде Сюзи представлялась привлекательной девушке особой скучной и надоедливой, и эта перемена теперь наводила на размышления. Обе милые дамы уселись вдвоем в том же помещении, где только что закончился ланч, облегчив тем самым другому гостю и младшей хозяйке возможность посидеть вдвоем в соседней комнате. Для упомянутой юной персоны в этом и заключалась особая прелесть: со стороны Кейт это выглядело почти как мольба о том, чтобы ее отпустили. Если она искренне предпочла, чтобы ее «бросили на произвол» Сюзи Шеперд, а не другого их приятеля, тогда ведь это о многом говорит – практически обо всем. Возможно, это не так уж объясняет, почему она пошла с ним в музей сегодня утром, но можно подумать, что теперь-то она, пожалуй, сказала столько, сколько могла высказать ему в лицо.

И действительно, мало-помалу, благодаря очевидности поведения Кейт, предполагаемые возможности снова выстроились в определенном порядке. Мертон Деншер был влюблен, и Кейт ничего не могла с этим поделать – могла лишь сожалеть об этом и оставаться доброжелательной: разве это, без излишних волнений, не перекрывает все остальное? Милли, во всяком случае, всячески старалась укрыться в этом убеждении хотя бы на время, пользуясь им, словно покрывалом, изо всех сил натягивая его на себя в этой большой комнате с окнами на улицу, энергично подтягивая его к самому подбородку. Если оно, при таких ее стараниях, и не сделало для нее всего, что возможно, то все же сделало так много, что она сама смогла обеспечить остальное. Она довершила это, задавшись главнейшим для себя вопросом – вопросом о том, останется ли ее впечатление о Деншере теперь, когда она снова увиделась с ним после всего, что – как она говорила себе – было и прошло, таким же, какое сложилось у нее в Нью-Йорке. Вопрос этот не покидал ее с того момента, как они вышли из музея; он сопутствовал ей всю дорогу до отеля и во время ланча; теперь же, когда на четверть часа она осталась с Деншером наедине, вопрос этот обострился до предела. В этот критический миг ей пришлось почувствовать, что она не получит ясного, общего ответа, не получит недвусмысленного удовлетворения в этом отношении: ей пришлось увидеть, как сам ее вопрос просто разлетается вдребезги. Она не могла разобрать, был ли Деншер таким же или изменился, и не знала, изменилась ли она сама или нет, но это ее не заботило: все эти вещи потеряли свое значение в свете того, что она теперь поняла. А поняла она, что он нравится ей ничуть не меньше, чем прежде, а если и окажется, что в нем ей нравится совсем иной человек, это будет еще интереснее. Поначалу Деншер показался ей очень спокойным, по контрасту с тем, каким он был, оправившись от своего замешательства, в музее; хотя все-таки краска смущения, как сознавала теперь Милли, не объяснялась остротой неожиданного узнавания ее лично: неопределенность этого сюжета вряд ли нашла бы оправдание с точки зрения многих тысяч ее соотечественниц там, за океаном. Нет, Деншер был неизменно спокоен всю первую половину времени потому, что оживленная манера Милли – взятая ею линия на непосредственность – окрасила все остальное в соответствующие тона; так же еще и потому, что Кейт тоже была непосредственна, и это так прекрасно воздействовало на атмосферу вокруг, что нормальный тон между ними просто не мог не поддерживаться. Несколько позже, когда они успели, так сказать, привыкнуть к этой счастливой способности друг друга, Деншер стал более разговорчив, явно подумав в тот момент, какой же должна быть его естественная линия поведения, его оживленная манера? Он должен принять как само собою разумеющееся, что Милли непременно захочет услышать от него о Штатах, и надо рассказывать ей все по порядку о том, что он там увидел и что делал. Он стал вдруг многословен, он чуть ли не навязывал свой рассказ; после коротких пауз он к нему возвращался, выполняя свою задачу; а произведенный эффект оказался, вероятно, тем более странным оттого, что в продолжение всего рассказа Деншер так и не дал понять, что ему там понравилось, а что – нет. Он просто с головой окунул ее в свое дружелюбно-светское повествование, особенно когда они находились вдали от двух других дам. Тогда Милли перестала вести себя по-американски – все для того, чтобы позволить ему быть англичанином: ее позволение – она тотчас же это почувствовала – он воспринял как великое, хотя и неосознанное преимущество. На самом деле ее интерес к Штатам никогда не был так мал, как в тот момент, но это не имело никакого отношения к делу. Это могло бы быть для нее жизненно важным событием – узнать от него о Штатах, ибо ничто не мешало Деншеру, однако он не отважился упомянуть ни о чем таком, что касалось самой Милли. Можно было бы подумать, что он заранее знал, что важнейшим из всех тогдашних приключений было то, что делала она сама.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация