– На днях, – продолжила она, – вы дали мне богатую пищу для размышлений, и я именно этим и занималась – размышляла, совершенно так, как вы, вероятно, желали. Мне кажется, – она улыбнулась, – меня будет очень легко лечить, раз вы уже принесли мне столько пользы.
Единственным препятствием к обмену равно дружелюбными репликами было то, что он уже заранее выглядел столь близко знакомым с любыми возможностями, что вы лишались удовольствия реально улучшить ситуацию.
– О нет! Лечить вас крайне трудно. Уверяю вас, с вами мне приходится напрягать все мои умственные силы.
– Ну, я хотела сказать, ведь я послушно следую вашим советам. – Однако Милли ни на йоту не поверила его словам в стойком убеждении, что, если бы ему было действительно трудно, он никогда бы ей этого не сказал. – Я делаю все, – сказала она, – что мне нравится.
– Это как раз то, что нравится и мне. Но вам совершенно необходимо, хотя этот месяц у нас оказался вполне приличным, немедленно уехать из Лондона.
В согласии с этим Милли тотчас ответила, что ее отъезд уже намечен на четырнадцатое число – сначала в Тироль, а затем – в Венецию, что сэр Люк воспринял с явным удовольствием.
– В Венецию? Прекрасно! Мы там встретимся. Я мечтаю оказаться там в октябре, когда рассчитываю устроить себе трехнедельный отдых. В эти три недели – если я сумею их освободить – моя племянница, которая имеет надо мной ничем не ограниченную власть, собирается повезти меня, куда ей заблагорассудится. Только вчера она сообщила мне, что ей, возможно, заблагорассудится повезти меня в Венецию.
– Тогда – прелестно! Я буду вас там ждать. И все, что я заранее могу для вас сделать…!
– О, благодарю вас! Моя племянница, как мне кажется, все для меня делает с избытком. Но будет великолепно вас там застать.
– Мне представляется, это должно дать вам почувствовать, – произнесла Милли минуту спустя, – что меня все-таки нетрудно лечить.
Но он снова покачал головой: он никак не хотел согласиться с этим.
– Вы не достигли этого уровня – пока еще.
– Разве для этого нужно чувствовать себя так уж плохо?
– Кажется, мне никогда не удавалось воспользоваться чем-то подобным – то есть «легкостью» лечения. Сомневаюсь, чтобы такое вообще было возможно. А если возможно, значит мне не встречались настолько больные пациенты. Видите ли, «легкость» лечения – это для вас.
– Я понимаю… Понимаю.
После этого меж ними воцарилось странное, дружелюбное и лишенное какой-либо неловкости молчание; затем сэр Люк спросил:
– А та умнейшая дама – она едет с вами?
– Миссис Стрингем? О, разумеется, да! Она, надеюсь, останется со мной до конца.
Его лицо выразило веселое недоумение.
– До конца чего?
– Ну… До конца всего.
– Что же, тогда вам повезло! – рассмеялся он. – Конец всего очень далек. Я, знаете ли, очень надеюсь, – произнес сэр Люк, – что все это – только начало. – И следующий вопрос, на который он отважился, был, вероятно, частичкой этой надежды. – Только вы и она – вдвоем?
– Нет, еще двое друзей – две дамы, с которыми мы в Лондоне виделись чаще, чем с другими знакомыми: они для нас самые приятные люди.
Он на миг задумался.
– Тогда вас будет четверо. Четыре женщины?
– Ах, – ответила Милли. – Мы все – вдовы и сироты. Но я думаю, – продолжала она, будто стремясь высказать то, что может его успокоить, – что мы, путешествуя, не станем слишком непривлекательны для джентльменов. Когда вы говорите о «жизни», мне кажется, вы в основном имеете в виду джентльменов.
– Когда я говорю о «жизни», – отвечал сэр Люк после некоторого молчания, во время которого он, видимо, оценивал колоритность языка своей пациентки, – мне думается, я более всего имею в виду прекрасный спектакль жизни во всей ее новизне и свежести, осуществляемый юными людьми вашего возраста. Так что продолжайте жить, как живете. Я все яснее и яснее вижу, как вы живете. Вы делаете это, – добавил он, как бы для большей приятности, – как нельзя лучше.
Милли приняла его слова, старательно демонстрируя спокойствие.
– Одной из наших компаньонок будет мисс Крой – она приходила со мною в мой первый визит к вам. Это в ней жизнь великолепна, и часть этого великолепия в том, что мисс Крой предана мне. Но прежде всего она прекрасна сама по себе. Так что, если вы захотите повидать ее… – решительно выпалила она.
– О, я непременно захочу увидеть каждого из тех, кто вам предан: ведь ясно, что мне будет полезно «включиться» в ситуацию. Значит, если она будет в Венеции, я ее повидаю?
– Нам надо это устроить – я не забуду. Более того, у нее есть друг, который, возможно, тоже приедет туда, – я так думаю, потому что он всюду следует за ней.
Сэр Люк уточнил:
– Вы полагаете, они любят друг друга?
– Он – любит. – Милли улыбнулась. – А вот она – нет. Он ей не нравится.
– Что же с ним такое? – заинтересовался сэр Люк.
– Ничего, кроме того, что он ей не нравится.
Однако сэр Люк продолжал расспросы:
– Но у него все в порядке?
– Он очень мил. На самом деле – замечательно приятен.
– И он собирается приехать в Венецию?
– Кейт сказала, что опасается этого. Потому что, если он окажется там, он станет постоянно находиться где-нибудь рядом с ней.
– А она будет постоянно находиться где-нибудь рядом с вами?
– Мы ведь с нею очень близкие подруги, так что – да!
– Ну что же, тогда вы не будете четырьмя одинокими женщинами! – заключил сэр Люк.
– Конечно нет, я вполне признаю возможности мужчин. Но, видите ли, – продолжала объяснять Милли, – он ведь приедет не ради меня.
– Да, я понимаю. Но не удастся ли вам ему помочь?
– А вам удастся? – чуть погодя задала ему необычный вопрос Милли. Потом, как бы продлевая шутку, объяснила: – Это я ввожу вас в курс отношений в моем окружении.
И возможно, в тот момент, тоже ради шутки, ее знаменитый друг «включился» в ситуацию:
– Но если этот джентльмен не из вашего «окружения»? Я хочу сказать – если он из – как, вы говорите, ее зовут? – из окружения мисс Крой? Если только вы тоже не питаете к нему интереса.
– Ах, конечно, он мне интересен.
– Значит, вы полагаете, у него может быть какой-то шанс?
– Он мне нравится, – ответила Милли, – настолько, что я могу на это надеяться.
– Тогда все хорошо. Но что мне-то, ради всего святого, придется с ним делать?
– Ничего! – отвечала Милли. – Просто, раз вы собираетесь быть там и, возможно, он тоже будет, мы в этом случае уже не будем четырьмя мрачными, одинокими женщинами.
