Книга Губернатор, страница 25. Автор книги Александр Проханов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Губернатор»

Cтраница 25

– Вы хотите причинить беспокойство другим людям, но как бы вы сами не лишились покоя. Вас может замучить совесть, и вы пропадете, исчезнете! – Так Плотников, достойно и точно, отразил удар.

Глава 10

Конец дня Плотников провел в рабочем кабинете и покинул его только под вечер. Было страшно возвращаться домой. Взрывная волна, которую породили тихие круги на воде, должна была докатиться до его богатой, уютной квартиры. Сокрушить стены. Ворваться в гостиную с камином и картиной Поленова в золоченой раме. В кабинет с дубовым столом и бронзовым бюстом Петра Великого. В спальню с образом Богородицы, перед которым молилась жена. Он ожидал увидеть взломанные двери, опрокинутые столы и стулья, осколки и ворохи, которые недавно были дорогими сервизами, нарядными вазами, парадными костюмами. Так выглядели дома и селения, подверженные ударам цунами.

Но в квартире было тихо. Все так же на стене золотилась рама. На камине поблескивала стеклянная статуэтка. Дверь в комнату жены была закрыта, и за ней не раздавалось ни звука. Сын еще не возвращался, пропадая где-то в городе на встрече с друзьями. И у Плотникова возникла спасительная мысль, что жена ничего не знает. Погружена в свою болезнь. Отгородилась от внешнего мира своей болезнью. И все обойдется, само собой загладится, позабудется.

С этой мыслью он прошел в кабинет, убедившись, что бюст царя-преобразователя стоит на месте. Стал стелить себе на диване, готовясь ко сну.

Внезапно дверь кабинета распахнулась и появилась жена. Она была не в своем обычном домашнем халате, а в нарядном платье, которое надевала по торжественным случаям. Волосы ее были причесаны и удерживались гребнем, но одна прядь отвалилась и лезла в глаза. Лицо ее, одутловатое, болезненно-серое, утратило обычные свои очертания, дрожало и трепетало, размытое невыносимым страданием. Глаза, блуждающие, полные блеска, метались, словно отыскивали его среди кабинета. Остановились на нем, дрожа от слезной сверкающей тьмы.

– Ты не привел ее в дом? Почему ты ее не привел? Ты бы заранее меня известил, и я бы ушла, а она заняла мое место! Почему не предупредил заранее?

– Валя! Валя! Ну что ты! Ну, погоди! – Его испугало не ее обезумевшее лицо, а это нарядное вечернее платье, словно она готовилась к торжественной встрече. – Валя, я все объясню!

– Теперь понимаю, почему не хотел пускать меня на дачу! «Потом, потом»! Ты ее там принимал! Хотел построить дом, где мог бы ее принимать! Подальше от глаз! А мне говорил: «Работа! Столько работы». Теперь все видят, какая это работа!

– Ну, уверяю! Это фотошоп! Подделка! Чья-то злая выходка!

Он видел, как она страдает. Ее страдание заставляло его страдать, и он винил ее за страдание, которое она ему причиняла. И был себе отвратителен.

– Нет, не подделка! Не лги! Это ложь! Ты весь во лжи! Как я ненавижу твою ложь! – Она захлебнулась. В глазах ее полыхнула ненависть. Он испугался этой ненависти, которой никогда прежде не было. Но теперь он совершил такое, за что она возненавидела его.

– Конечно, мой дорогой, я старая, больная, уродливая. Зачем я тебе такая? Но разве ты не мог дождаться моей смерти? Не мог немножко подождать, когда я умру? Я ведь скоро умру!

Ему было невыносимо. Было ужасно жаль ее. Было жаль и себя. Сердце его с болью рвалось из груди. Это она вырывала его сердце. Знала, что вырывает, и продолжала его вырывать.

– Я все, все тебе отдала! Все без остатка! У меня не было ничего, кроме тебя и семьи! Я вдохновляла тебя, когда на твою голову обрушивались несчастья, ты терял веру, падал духом. Я возрождала твою веру, убеждала тебя, что ты лучший, сильнейший, честнейший. Ты творец, бескорыстный мечтатель! Ликовала, когда ты получал награды. Мне казалось, это я их получаю. Когда кто-то говорил о тебе плохое слово, я бросалась на него, готова была выцарапать ему глаза! Когда была беременна Кирюшей и врач говорил, что мне нельзя рожать, это смертельно опасно, я знала, как ты мечтал о сыне, и сделала кесарево сечение. После этого мой живот изуродован. У нее, у твоей любовницы, живот красивый? На нем нет отвратительного шрама?

Он был беспомощен. Не мог к ней приблизиться, не мог обнять, не мог покаяться. Не мог вернуть то прежнее лучезарное время, когда любил ее. Не мог сказать, что и теперь любит ее, готов передать ей свою свежесть и силу, передать отпущенное ему для жизни время, чтобы она воспользовалась этим временем и болезнь ее отступила. Пусть это черное чудище, которое в ней поселилось, переползет в него, и тело ее воскреснет.

– Я любила тебя! Ах, как я любила тебя! Какое это было счастье – любить тебя! Какое было счастье смотреть на мир твоими глазами, думать твоими мыслями, следовать за тобой по пятам! В тот день, когда мы познакомились, меня поразил твой взгляд, обожающий, светлый, чудесный, в котором было столько чистоты, благородства! Ты предатель! Ты предал меня!

– Валя, я все объясню! – Он шагнул к ней, пытаясь обнять. Но она отскочила с необычайной энергией:

– Не приближайся ко мне! От тебя пахнет предательством! От тебя пахнет развратом! Твоя мерзкая любовница, твоя пакостная хитрая дрянь! Будь с ней, а я ухожу! Уезжаю к сестре, сейчас же! Господи, сделай так, чтобы я умерла!

Она зарыдала, ее седая отпавшая прядь билась у глаз. Он кинулся к ней, но она выскочила из кабинета, хлопнув дверью. И он стоял, слыша, как ревет вокруг изуродованное пространство. Чудовищная буря крушила его мироздание.

Плотников не спал, лежа на диване с раскрытыми, немигающими глазами. Слушал, как сердце ухает, не помещаясь в груди, словно его выталкивают из гнезда.

Дверь в кабинет растворилась, и вошел сын Кирилл. Свет из гостиной бил ему в спину, лица не было видно, а только темный, худой, юношеский силуэт.

– Ты не спишь?

– Нет.

– Скажи, это правда?

– Что – правда, сын?

– О чем все говорят и пишут.

– Счета за границей? Коррупция? Дорогая квартира в Лондоне?

– Нет, я про женщину.

– Не могу тебе всего объяснить. Ты вырастешь и поймешь.

– Нет, ты должен мне объяснить.

– Не допрашивай меня! Не смей! – крикнул он с истошным беспомощным стоном, вскакивая с дивана.

– Ты был идеальным для меня человеком, папа. Твои отношения с мамой были для меня примером человеческих отношений. Они помогали мне, сберегали, убеждали, что я все делаю правильно. Теперь я не знаю, как быть.

– Ты прав, я слишком мало тобой занимался, мало говорил. Все работа, работа.

– Это не важно, что ты мало со мной говорил. Я видел тебя, чувствовал, слышал, как ты говоришь с другими. Видел, как ты относишься к маме, какие возвышенные, благородные у вас отношения. Ты мне казался самым благородным человеком.

– И что же теперь? Ты увидел во мне подлеца? – Плотников едко, с кашлем засмеялся. – Ты что, от меня отрекаешься?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация