Родригес кулаком ударил по столу.
Он никогда не заслуживал любви и думал – в его жизни вряд ли возникнет это высокое чувство. У него всегда была невероятная уверенность в себе как в руководителе, как в любовнике. Сейчас же Родригес был ненавистен сам себе – человек, которого никто не мог любить.
Карлотта научила его быть другим. Они с Лукой изменили его. Он научился смотреть на себя со стороны взрослого, а не ребенка. Благодаря им он пришел к пониманию – любой, кто обидит Луку, будет не прав, потому что виноваты взрослые, а не дети.
С бьющимся в груди сердцем Родригес встал из-за стола. Возможно, он ошибался. Возможно, надежда, которую он лелеял в своей душе, не имела никаких шансов. Но он воспользуется этим шансом! Если он поставит все на карту и останется ни с чем, потеряв даже гордость, это будет стоить того.
Можно прожить и без гордости. Но жить без Карлотты он не мог.
* * *
– Карлотта, пожалуйста, позволь мне войти.
Принцесса сидела на кровати. Она не спала. Каждый вечер в течение прошедшей недели она ложилась рано, как и Лука, но не могла сомкнуть глаз. Постепенно мучительная боль и усталость усыпляли ее, заполняя сны кошмарами.
Она все время ждала – Родригес вот-вот придет. В своих мыслях и мечтаниях она представляла себя слабой. В них она бросалась в объятия любимого без каких-либо обещаний любви или женитьбы с его стороны. Потому что ей казалось – иметь хоть каплю его внимания лучше, чем не иметь ничего. Карлотта вспоминала – когда-то ей хотелось большего. Больше, чем что? Больше, чем любимый мужчина?
Слишком высок заказ.
– Открыто, – ответила Карлотта с бешено бьющимся сердцем.
Теперь она хотела увидеть, кто же все-таки победит – слабая Карлотта или сильная Карлотта. Сама она болела за себя слабую…
Родригес вошел в комнату. Со взъерошенными волосами он выглядел еще красивее, если мужчина вообще имеет право выглядеть так божественно. От его вида она испытала одновременно полярные ощущения – и насыщение, и голод. Каждый раз, когда они случайно пересекались в коридоре, она старалась не смотреть на него. Да и в огромном дворце было нетрудно избегать кого-то.
Родригес выдохнул и сел на кровать. У Карлотты не было уверенности, кто сделал движение первым. Только сначала она была настроена решительно против его появления, но в следующий момент уже жадно целовала, впиваясь пальцами в мощные плечи, а слезы рекой струились по щекам…
Когда их губы наконец разомкнулись, он лбом прижался к ее лбу и с трудом перевел дыхание:
– Каким же я был глупцом, Карлотта!
– Я слушаю, – произнесла она.
– Ты не должна быть моей женой. Я сказал тебе об этом несколько дней назад. Но я не должен был все так оставлять. Я должен был закончить вопросом.
– Каким вопросом?
– Ты выйдешь за меня? Потому что ты хотела этого. Потому что я тебя люблю. А не потому, что это твой долг, и не потому, что от этого зависит судьба Луки. Только ты должна знать: твое согласие сделает меня счастливейшим человеком на планете.
Дрожащими руками она вытерла слезы со щек:
– Что ты сказал?
– Я попросил твоей руки.
– А потом что сказал?
– Что я люблю тебя.
– Повтори…
– Я люблю тебя, Карлотта, и должен был сказать это раньше, но боялся. Я столько времени прожигал жизнь, ведя никчемное существование, а ты вернула мне смысл жизни. Сделала мир радужным и светлым. Показала, как прекрасна жизнь на самом деле. И мне казалось – если я этот мир потеряю, не смогу дальше жить. И еще я боялся… А что, если я признаюсь тебе, а ты не ответишь взаимностью? Думал, если смогу просто держать свои чувства при себе, мне не придется услышать твой отказ. Но я понял и другое – больше не смогу молчать. Я люблю тебя, Карлотта Сантина! Ни одной женщине никогда не принадлежало мое сердце. Только тебе. Ты завоевала мое сердце, мои мысли, тело и душу. – Он обхватил ее лицо руками и повторил: – Я не могу это отрицать. И не хочу. В моем сердце больше нет места страху. Оно полностью заполнено любовью к тебе.
– Я тоже тебя люблю, – призналась Карлотта. – Очень сильно люблю.
Родригес притянул ее к себе и обнял.
– Ты не представляешь, как я хотел услышать эти слова, как сильно нуждаюсь в твоей любви. Всю свою жизнь я провел в поисках счастья, семьи. И наконец, обрел. И это счастье дала мне ты!
– А ты подарил мне свободу! Я больше не боюсь себя. Не боюсь страсти. Ты принимаешь меня такой, какая я есть. А еще ты помог мне научиться принимать себя.
– Это любовь, Карлотта, – сказал Родригес, словно вдруг стал экспертом в этой области. – У любви нет условий. Нет границ. Только я не понимал этого, пока не встретил тебя. Спасибо тебе. Спасибо за то, что помогла мне найти себя. На мне была маска, которую я так ненавидел. А ты сорвала ее.
Слезы катились по щекам Карлотты, смешиваясь с его слезами.
– Я полюбила тебя, Родригес. Как человека, показавшего мне мир. Как отца для нашего сына, как мужчину для меня. И я всегда буду любить тебя.
Родригес больше не пытался бороться с нахлынувшими эмоциями – эмоциями, которые он так долго держал взаперти и которые Карлотта освободила из заточения. Не пытался бороться со своей любовью.
– Я верю тебе.
– Это хорошо, потому что я всегда буду говорить тебе правду, – сказала Карлотта.
– Я знаю.
– Я люблю тебя и хочу стать твоей женой. С тобой я свободна. С тобой мне ясно, кто я.
– Карлотта, – произнес он, вытирая ее слезы. – Ты – та, которая мне нужна.
Эпилог
– Мы превзошли численностью.
Родригес осмотрел газон, заполненный игрушками, горками и детьми. На нем резвилось четверо детей. Лука гонялся за тремя младшими, и все они визжали от удовольствия.
– Да, – ответила Карлотта.
Улыбка сияла на ее лице. Прошло уже семь лет, а Родригес никак не мог привыкнуть к красоте своей жены и был уверен – он никогда не сможет. И каждый раз не мог смотреть на жену без восхищения.
Елизавета, их младшая дочь, подбежала к одной из горок и взяла лежащих на траве двух сов.
– Эти совы знали лучшие времена, – сказал он.
– Да, но их немало любили.
Родригес повернулся к своей жене:
– Сегодня утром ты мне сказала…
– За завтраком. Потом во время ланча. Потом в холле.
– Тогда я должен тоже сказать тебе. Я люблю тебя, Карлотта Ангвиано.
– А я люблю тебя еще больше, чем вчера.
Родригес притянул Карлотту к себе и прижал к груди. И так, обнявшись, они стояли и смотрели, как играют их дети. Для человека, который столь долго и усердно гонялся за счастьем, было бесконечным удовольствием раствориться в нем.
