О судьбе авиагиганта Белов имел весьма смутное представление, но точно помнил: этот самолет гробанулся, по ходу прихватив на тот свет кучу народа. О чем и доложил Сталину. Иосиф Виссарионович молчал, и в телефонной трубке слышалось только его тяжелое дыхание…
– Сам упал? – спросил наконец Вождь.
– Вроде сам… Крыло у него, кажется, отвалилось
[145]
… Там при аварии дети погибли.
Опять долгое молчание.
– Спасибо, товарищ Саша. Мы это учтем. Только все равно: драться больше не надо.
В Германии вовсю ревела и каталась гражданская война, осложненная польской и французской интервенцией. Возникали и исчезали правительства, Бавария вообще заявила о выходе из состава Германии. Правда, независимая Баварская Народная Национальная империя просуществовала только четыре дня, но эти дни мюнхенцы еще долго вспоминали с содроганием. Правительство Германской Советской Федеративной Социалистической Республики переехало из Ростока в Гамбург, оставив Росток за собой. Карл Дениц, занявший в ГСФСР пост народного министра обороны, с увлечением отстреливал всех, кто к моменту Большого Взрыва – а именно так стали именовать события, приведшие к гибели правителей Рейха, – имел несчастье носить воинское звание выше, чем у него. Тельман отчаянно пытался наладить связь с Советским Союзом, но пока получалось не очень: СССР не имел возможности оказать полноценную помощь. Впрочем, кое-что он все-таки смог.
Первого марта в Гамбурге отшвартовался сухогруз «Ленинград». Под приветственные крики «Рот Фронт!» и «Lebe die Sowjetunion!»
[146]
из трюмов и с палубы советского судна на берег приняли десять истребителей И-15, пару И-16 и одиннадцать танков Т-26. Вместе с оружием, с корабля высадились первые сорок семь советских добровольцев. На следующий день лесовоз «Ангаралес» прибыл в Штетин с аналогичным грузом. А, кроме того, в Германию со всех концов света потянулись добровольцы-интернационалисты-авантюристы…
– Камерад гауптман! – башнер Михаэль Витман тронул за плечо своего командира – капитана Поля Армана
[147]
. – Батальон Линкольна на связи.
Арман принял гарнитуру и сквозь хрип и помехи разобрал: «…needhelp! Machines at alt four-five-seven! Tanks, tanks, we need help!..»
[148]
– Четыреста пятьдесят семь – это у нас где? – поинтересовался капитан Арман, ни к кому особенно не обращаясь, но унтер-офицер Витман неожиданно ответил:
– Это вон туда, камерад. В сторону Ашаффенбурга. Там есть деревушка – Ротенбух. Вот у нее как раз и есть. Вот, – и Михаэль показал на карте.
– Ловко, – восхитился механик-водитель Семен Осадчий
[149]
. – Однако ж, хлопчик, карту ты у нас добре читать намастырен…
Витман кивнул, соглашаясь, но Арману показалось, что он услышал коротенький вздох. Он немного подумал, а потом спросил:
– Родные места?
Витман снова молча кивнул. Он словно наяву видел маленькую ферму под Ротенбухом, слышал отцовский басовитый кашель и мамин ласковый голос: «Эй, работнички! Обед стынет!» А он… и сам будет стрелять… по маленькой ферме… на высоте четыреста пятьдесят семь…
Поль понимал, что творится сейчас в душе башнера. Он хлопнул Михаэля по плечу:
– Не волнуйся, парень! Где там твой дом?
– Он, – унтер-офицер сглотнул, дернув кадыком. – Он… на этой проклятой высоте… Прямо на ней… и пулеметы…
Арман молчал и думал. Надо спасать линкольновцев, но надо спасать и родителей парня, тем более что парень, кажется, толковый…
Неожиданно ему в голову пришла блестящая мысль. Он поделился ей с экипажем, и уже через минуту восемь танков гауптмана Армана рванулись на предельной скорости по шоссе.
Полковник Бодани стоял на самой окраине Ротенбуха и разглядывал в бинокль приближающуюся по дороге пыль. Венгр тайно прибыл в Германию вместе со своей бригадой, чтобы помочь раздавить коммунистическую заразу. Два месяца тому назад его вызвали к адмиралу Хорти, который предложил ему поехать в Германию. Раздумывал Бодани не долго: уж он-то хорошо помнил, как в страшном девятнадцатом году
[150]
его отца, крупного землевладельца, подняли на вилы озверевшие крестьяне, а он сам еле-еле спасся от взбунтовавшихся солдат. Слава богу, тогда несчастной, изнемогающей под красным игом Венгрии, помогли законные правительства Европы. А вот теперь так же надо спасать Германию…
К деревеньке приближались танки. Но вот чьи – Бодани никак не мог определить. Он отдал приказ подтянуть противотанковую пушку, и его солдаты споро выкатили 3,7-сантиметровое орудие на деревянных колесах. Однако полковник не спешил открывать огонь: у красных здесь вроде бы танков не было, и врезать по союзникам было бы как-то не по-товарищески.
Внезапно из облака пыли вынырнул головной танк, и Бодани вздохнул с облегчением. На башне бронированной машины сидел, свесив ноги наружу, танкист в немецкой фуражке. Так в атаку не ходят.
Машины тем временем сбавили ход и остановились прямо напротив пушки. Бодани подошел поближе, козырнул:
– Оберет Бодани! Венгерская добровольческая бригада «Скрещенные стрелы»!
– Гауптман Арман! – откозырял в свою очередь танкист, встав на броню. – Прибыли к вам, герр оберет. По нашим сведениям, здесь идут бои с красной бригадой.
– Совершенно верно, гауптман! – просиял Бодани. – Очень рад вашему прибытию, гауптман. Как я понимаю, вы – эльзасец?
– Латыш, герр оберет!
– А танки у вас, вероятно, из Австрии? Итальянские?
– Итальянские, – согласился Арман, неторопливо перекидывая ноги в люк. – Мы тоже очень рады видеть вас, герр оберет… ВПЕРЕД!!! – рявкнул он по-русски, скрываясь в люке.
Танк словно прыгнул с места, смял гусеницами пушку и рванул вперед. Остальные машины открыли пулеметный огонь, смели всех стоявших на окраине и помчались вперед, сея вокруг себя ужас и смерть.
