«УАЗ» рванулся с места, выехал из ангара.
Карпатов, весь потный, не скрывая волнения и разочарования, прислонился к стеллажу. Что-то здесь не так. Неужели поздно?
Бирнбом этим вечером играл невнимательно, больше разглядывал Карпатова. Он зевнул пешку, потом слона, сгреб фигуры и начал расставлять их заново.
– Вам многое известно, Джерри, – решился Карпатов. – Вы вхожи во все круги. Ответьте на простой вопрос. Когда?..
Бирнбом сглотнул.
– Я точно не знаю, капитан.
– Перестаньте. Не надо меня щадить.
– Полагаю, в воскресенье. Но не здесь. Вас повезут в Кабул. К вам уже приходил палач?
– Нет. Выходит, у нас в запасе еще остаток четверга, пятница и суббота. – Карпатова захлестнула волна разочарования.
Если их казнят через три дня, то как же самолет, курсанты, все дела? Не в этом ли причина непонятного взгляда Аделя? Он вынужден подчиниться распоряжению свыше. Курсанты останутся недоученными, самолет – обездвиженным. Карпатова уже никогда не повезут на аэродром. Спокойствие, только спокойствие.
Бирнбом двинул пешку, бросился в наступление. Эту партию он играл напористо, Карпатову приходилось обороняться. Какое-то время соперники сосредоточенно пыхтели, двигая фигуры.
– Простите за цинизм, капитан, но мне разрешили снимать вашу казнь, – тихо сказал англичанин. – Полагаю, вы не в обиде?
Карпатов вздрогнул и ответил:
– Нисколько. Надеюсь, Джерри, вы до конца выполните свой профессиональный долг. А то какие-то безответственные журналисты еще неделю назад раструбили по миру, что нас казнили. Кстати! – вспомнил Карпатов. – У самолета еще вчера шасси лопнуло, надо отремонтировать. Намекните губернатору.
Бирнбом набил трубку, украшенную позолоченной инкрустацией, закурил.
– Странный вы человек, капитан. Вас казнить собираются, а вы им самолет хотите ремонтировать.
– Это мой самолет, – возразил Карпатов. – Он должен быть в рабочем состоянии. Не хочу, чтобы в жизни что-то осталось незавершенным. Вы скажете губернатору? Вы же увидите его сегодня?
Он сильно рисковал. Не лучшее дело – полагаться на порядочность алчного до сенсации журналиста. Бирнбом пытливо смотрел ему в глаза. Он многое понимал, делал выводы, взвешивал.
– Это не поможет, капитан. – Бирнбом покачал головой, сложил шахматы, поднялся, сунул доску под мышку. – Ладно, я попробую, но ничего не обещаю. Как вы сами понимаете, это против моих правил.
– Но в любых правилах бывают исключения. На то они и правила.
– Не всегда. – Бирнбом вздохнул и протянул Карпатову руку. – Всего хорошего, капитан. Полагаю, мы с вами… до воскресенья уже не увидимся.
– И вам удачи, – пожелал Карпатов. – Все-таки постарайтесь, намекните губернатору.
Бирнбом отвел глаза и быстрым шагом направился со двора.
Вечерние паломничества продолжались. После ухода журналиста обреченных летчиков навестил скромный господин в длинном плаще и с приклеенной улыбкой. Он не был похож на палача, но, судя по множеству признаков, именно таковым и являлся.
Летчики сидели во дворе. Господин с приклеенной улыбкой сунул всюду свой нос, походил вокруг них, зашел в дом.
– О, блин! – сказал Серега. – К нам заглянула еще одна личность, промышляющая шпионажем. Вам чего, товарищ?
Помянутый субъект скромно улыбнулся, сел на корточки, загнул на колени полы плаща, чтобы не испачкать их в пыли, и начал рисовать веточкой на земле загадочные узоры.
– Вы говорите по-русски? – осведомился Карпатов, чувствуя, как в животе образуется отвратительная пустота.
Человек виновато улыбнулся, пожал плечами, посмотрел на Карпатова долгим проникновенным взглядом. Вероятно, он прикидывал, как будет затягивать петлю на короткой шее. Его присутствие ужасно нервировало командира экипажа. Уходить посетитель не собирался. Он посидел еще немного, походил по двору, не спуская при этом глаз с озадаченных россиян, и только после этого неохотно удалился.
– А что это за крендель был? – праздно полюбопытствовал Глотов, глядя на закрывшуюся калитку. – Неприятный тип.
– По-моему, нормальный дядька. – Витька пожал плечами. – Может, чинодрал какой-то новый? Или доктор?
– Доктор, – подтвердил Карпатов. – Во всяком случае, именно этот парень в воскресенье избавит нас от всех страданий. Держу пари, он вместе с нами поедет в Кабул.
Он ушел в дом, не оборачиваясь, а за его спиной воцарилось растерянное молчание.
После господина в длинном плаще нарисовался Адель, мрачный как туча. Он долго стоял у колодца, хмуря брови.
– Привет, земеля, – заявил ему смертельно бледный Серега, остальные узники не реагировали, потрясенные жуткой новостью. – Как дела? А у нас все отлично. В доме твой работничек, туда иди.
Адель резко повернулся и промаршировал в здание. Карпатов стоял у окна, заложив руки за спину, сутулый, постаревший, с блестками седины на висках. Он повернулся на шум, устремил к входящему человеку пустые глаза.
– Прости, Володя, – мрачно вымолвил Адель. – Я не смог ничего сделать. Мне твоя смерть, сам понимаешь, ни к чему. Я просил Абу Умара. Но я не всесилен – закон есть закон.
– Я понимаю, Адель, не напрягайся, – тихо сказал Карпатов. – Чему быть, того не миновать. Это замечательно, если жизнь подчиняется закону.
– С вами говорил палач?
– Был тут какой-то…
– Не держишь на меня зла?
– Держу. – Карпатов пожал плечами. – Но кому оно сейчас интересно? Расскажи, как это будет выглядеть.
– Это произойдет в Кабуле. Ты никогда не бывал там?
– Проездом. Особо не всматривался.
– Вот и побываешь. – Шутка оказалась неудачной, Адель стушевался, кашлянул. – Прости. Будет большой праздник в центре Кабула. Таких, как вы, соберут немало. Все это произойдет на площади перед зданием правительства. В субботу утром на вас наденут цепи, повезут под конвоем в Кабул…
– А тебе не обидно, что я так и не выучил твоих парней летать? – перебил его Карпатов.
– Да ладно, – с сожалением отмахнулся Адель. – Найдем другого инструктора. Незаменимых, сам понимаешь, нет. А что я сделаю? – разозлился он. – Я просил, умолял. Думаешь, я бревно бесчувственное? Прекрасно помню, как мы с тобой учились, как бегали в поселке по девчатам.
– На самолете резина лопнула, – напомнил Карпатов. – Нужно колесо поменять. Отвези нас завтра в аэропорт, мы сделаем. Хоть какое-то разнообразие. Отвлечемся.
– Уже не актуально, Володя. Был приказ – на аэродром вас больше не возить. Да и зачем вам это?
После Аделя нарисовался переводчик Миша. Вошел вкрадчиво, весь из себя такой скромный, виноватый.
