Ну еще, конечно, пришлось ноут продать, дубленку, кучу прочего барахла. В Воронеже мать одевала ее, как куколку, баловала. Теперь Лина с дедом ездили в Краснодар или в Сочи на распродажи. И ничего страшного.
У Нахаленка ситуация явно была ужасней.
Поначалу, встречая его на кортах, Лина только радовалась мимоходом. Повезло пацану, любимым делом занимается. Краем сознания она отмечала все тот же его потрепанный вид, худую мордаху с острыми скулами. Было ясно, что жизнь у него не сладкая.
Федор пытался с ним познакомиться, давал советы, когда они оказывались у стенки вместе. Пару раз Лина видела, как Нахаленок при этом молча уходит в уборную. Парни посмеялись на тему «Федя не сошел за авторитета», да и все. Нахаленок же не вызвал у них никакого интереса. Другое дело девчонки. Любопытство одолевало прекрасную половину группы. Самые смелые заводили разговор с «нелегалом». Но узнали только, что зовут его Мик, и что он неместный.
– Америкос, что ли? – Уточняли потом пацаны. – Че-то зачуханный больно, не похож.
– Да уж, Микки Маус. Мышонок и есть!
– А может и другое имя у него, – рассуждали девочки, – говорит, словно кашу жует, ничего не понять.
– Пошли еще подойдем. Пусть раскалывается!
Палыч пресек эти попытки. Как-то собрав группу после тренировки, он пророкотал:
– Вы все тут более-менее благополучные, и дай бог не узнаете, что такое настоящая беда. К парню этому не лезьте. Не до вас ему! А захотите помочь, где припасы хранятся, знаете!
Намек поняли. В тренерской, где отдыхали не только спортсмены, но и родители в ожидании своих чад, постоянно пополнялся запас кофе, чая и легкой снеди. И Мика – все стали звать его именно так, – Палыч чуть ли не с первого дня затащил туда перекусить. После речи тренера, в «буфете» стали появляться консервы, картошка, пакеты с вещами. Благотворительная акция набирала обороты.
Нахаленок, впрочем, ходил по-прежнему тощий и в одном и том же костюме. Его, хоть и не доставали расспросами, но время от времени обсуждали. Лина, как обычно, в общие разговоры не лезла. Она знала, что ее из-за этого считают заносчивой букой. Ну и пусть.
– Каждый имеет право на свой характер, – услышала она случайно слова Егора, и по смущенному взгляду, поняла, что речь о ней.
Хотелось объяснить, что характер тут не при чем. Именно ему объяснить. Но, конечно, она этого делать не стала.
Разговоры о Мике то стихали, то снова разгорались, и Лина, слыша их, молча злилась. Что не оставить парня в покое?! Она могла предположить, что он чувствует. Она была примерно в том же положении, и уже довольно давно. Одиночка. Один и точка. Вернее, множество вопросов со всех сторон.
А почему ты живешь с дедушкой?
А где твои родители? Ну хотя бы мама…
Как же вы выживаете на такую маленькую пенсию?
Где же вы берете деньги на теннис? Это же так дорого, так дорого!..
Ну что ты молчишь все время?!
Окружена, оцеплена любопытством. Лина забивалась еще глубже в раковину.
Однажды она услышала, как две мамочки обсуждают «этого бедного украинского мальчика». Конечно, Лина и сама к тому времени догадалась, что Мик – беженец. И зовут его по-настоящему, скорее всего, Мыкола. Но лично ей ни помогать ему не хотелось, ни унижать расспросами или советами. А родительницы совещались, что делать, и кто виноват.
– Может, ему и жить-то негде! Ты видела, в каком состоянии его одежда? Ведь явно за ребенком никто не ухаживает!
– Да им же пособия выдают, – возражала вторая, – другое дело, что с моральной точки зрения тяжело! В чужой стране, без прав, без работы даже взрослому трудно, а уж ребенку… Мы просто обязаны выяснить, кто о нем заботится, что за люди… Может быть, в детском доме лучше…
Это кошмар какой-то, подумала Лина мимоходом. И пошла переодеваться. На корте она, разумеется, забыла о Мике, о мамашках, обо всем.
Но вот Нахаленок оказался под мостом, и Лина невольно снова сравнивала себя с ним. Даже сегодня положение их примерно одинаковое. Лина отметила, что в тоне Федора восхищение смешалось с досадой. Будто, какой-то бедный хлопец умудрился проникнуть на королевский бал. А сама она? Приглашена из милости.
Лина понимала, что перегибает в сравнениях. Мику гораздо тяжелее. У него на родине война. Он, возможно, остался сиротой.
Перестань, остановила она себя. Не думай. Проще не знать и не влезать в это, не травить душу человеку. Да и себе.
Они доиграли партию. Карина с Егором выиграли на тайбреке, и отметили победу поцелуем. Это был мимолетный чмок, но Лина предпочла опять перевести взгляд на Мика.
– А может, позовем его? – Вдруг предложила Карина.
Оказывается, она заметила, куда смотрит Лина.
– Хорошая мысль, – одобрил Егор, – у него получается вроде, да?
Он направился к Нахаленку. Федор, еще негодуя из-за проигрыша, фыркнул:
– Да не пойдет он! Гордый слишком!
– Это потому что вы его заклевали, – вырвалось у Лины.
Карина с Федей уставились на нее недоуменно.
– Мы? Заклевали?
– Ну, достали! Все такие добрые, благородные, такие правильные! И совет дадут, и конфеткой поделятся. А человеку, может, ничего не надо! Чтобы отстали от него, и все! Дали бы отдышаться, и все!
Она говорила невпопад и понимала это. И злилась беспредельно на себя. За косноязычие, пылкость, нелепые жесты, – размахивала руками, как мельница!
Дурища.
– Лина, да ты оратор, – вымолвила Карина без улыбки и без насмешки.
Серьезно так глядела на нее. Словно ожидая, что еще выкинет эта тихоня.
Федя притих. Удивился так, что командовать забыл.
– Что-то я… устала, наверное. Поеду.
Лина стала запихивать в рюкзак воду, ракетку. Карина, пожав плечами, произнесла:
– Вот некоторые придумают себе сложности и носятся с ними, как курица с яйцом!
– Ты обо мне? – Исподлобья Лина взглянула на нее.
– Мы знакомы два года, да? За это время хоть кто-то из наших тебе нагадил спецом? Или может тебя на праздники не звали, на пикники? Ты же сама нос воротила, тоже гордая!
Федор пришел в себя, приказал:
– Карина, не ори! Плиз!
– А я не ору! Я вам говорила, не надо ее звать!
Лина торжествующе погрозила пальцем.
– Вот! Спрашиваешь еще.
Она передразнила, преувеличивая армянский Каринин акцент:
– Кто тэба не звал?! Никто тэба не звал!
– Да! Я не хотела, чтобы ты с нами ехала. Не потому что у вас машины нет, не потому что ты играешь лучше всех. Успокойся, Лина! Тебе никто не завидует. И никто тебя не жалеет. С тобой просто общаться не хотят.
