Хотел, но не мог себе позволить.
Объяснить ей сейчас? А как?
Ах, так мы трусим?
Может быть! Да и вообще… Она же с ума сойдет, если узнает…
Если уже не сошла – из-за того, что открылось без тебя!
– Тина, – впервые он спокойно произнес это имя, – Тина, пожалуйста, не смотри так! То, что ты рассказала, не имеет никакого значения! Разве важно, что именно случилось тринадцать лет назад?
– Ты заговорил, как психоаналитик, – усмехнулась она.
– Какая разница! Выкинь из головы, и все!
– Ты что, не понимаешь, Морозов? – тихо поразилась она. – Я видела собственными глазами, вот как тебя сейчас, крест, памятник… Ты бы на моем месте не свихнулся?
– Тебе показалось. Ты устала, понервничала. – Олег взглянул исподлобья. – Кстати, а зачем ты поехала на кладбище? У тебя же не было никаких родственников!
– Отец, – коротко бросила она.
Отец?! Морозов едва не сверзился с полки.
Помнится, много лет назад он убеждал ее, что ненависть не должна проникать так глубоко, что смерть искупает любые грехи, но Тина – тогда еще Алька! – так и не пошла на похороны отца. Говорила, что ненависть тут ни при чем, но провожать в последний путь человека, к которому кроме брезгливого равнодушия она ничего не испытывала, это лицемерие. Кажется, Олег с ней спорил тогда очень долго. До утра.
Как будто не было занятия лучше, подумалось ему сейчас с угрюмой досадой.
А потом он вспомнил последние слова Альки. То есть, нет, уже – Тины! И снова взглянул удивленно, с недоверием.
– Ты что, ходила проведать его могилку?
– Не надо так пренебрежительно, – тихо ответила она, – разве в этом есть что-то стыдное?
– Нет, просто странное.
– Что же странного в том, что дочь простила отца?!
Он покачал головой.
– Ты его простила? Тогда ты на самом деле стала другим человеком.
– А что тебя удивляет? – устало вздохнула она. – За столько лет…
– Алька… – начал он. – Ох извини, Тина, я никак не привыкну… – Он отдышался и продолжил спокойней: – Ты считаешь, это время помогло тебе?
– Помогло? – Она удивилась. – В каком смысле помогло?
– Тебе было трудно жить с этой ненавистью.
– Я давно перестала ненавидеть отца, ты же знаешь.
– Но на похороны не пошла, – напомнил Олег. Как будто продолжался их давний спор.
Это все, что осталось – спорить о прошлом.
– Так что изменилось? – Он не смотрел на нее, но Тина вдруг почувствовала, что ему это важно. Мелькнула даже мстительная мыслишка – промолчать, пусть помучается. Какое ребячество!
– Вообще-то изменилось почти все, – сказала Тина. – Но за то, что я смогла простить отца, спасибо и тебе. – Она перевела дух и решила быть откровенной до конца. – Когда я увидела тебя в том… в нашем кафе… Знаешь, я просто почувствовала, что не могу так больше! Оказывается, я все еще не простила тебя. – Судорожным движением она обхватила себя за плечи. – Забыла – да, но не простила. И сразу вспомнила об отце. Моя жесткость, даже жестокость, наверное, от него. Всю жизнь я готова была ощериться в ответ на любое неосторожное слово. Я же так с детства привыкла, с ним каждый день приходилось бороться, защищаться от него, кусаться, материться, зубами лязгать, понимаешь?
Тина поглядела на Олега внимательно.
– Я понял, – пробормотал он, и лицо у него сделалось каким-то странным.
Словно у человека, который ждет неизбежного столкновения с поездом.
– Почему ты так смотришь?
– Ты простила отца, потому что не хочешь быть похожей на него?
Она кивнула:
– Отчасти, поэтому. Мне трудно все объяснить.
– Но ты честно пыталась, – улыбнулся он, – спасибо.
– Не за что.
– Прости меня, – быстро произнес он. Тина ошеломленно взглянула на него, но он не обратил на это внимания. – Я очень, очень виноват. Не в том, в чем ты меня винишь… Совсем в другом, но виноват. Наверное, нельзя просить прощения вот так, когда ты не знаешь, за что именно я прошу прощения, но… Ты… Тина!..
Он смолк, будто захлебнулся. Она ничего не поняла.
– Ты тоже сильно изменился, Олег, – спустя некоторое время сказала Тина, и полушутливо добавила: – Раньше тебе удавалось изъясняться красиво и внятно.
– Да, – коротко кивнул он.
– Ну, и что? – Она развела руками. – Что все это значит, ты объяснишь все-таки?
– Не могу. Ты меня поразила, – честно признался он.
Не было больше сил продолжать это. Черт знает к чему приведет подобный разговор! Морозов решительно вышел из купе и обосновался в тамбуре, присев на корточки и привалившись затылком к холодной стене.
Тина… Назвать ее так в мыслях – значит, думать о чужом человеке. Но она и есть чужой, незнакомый человек, который за этот час – или сколько они уже едут? – открылся совершенно неожиданной стороной.
Ее слова о прощении стали последней каплей. Олег понял окончательно, что не знает ее. И следующая мысль, нет, настоящее прозрение накрыло волной – он сходит с ума от желания узнать. Узнать эту женщину, а не оправдывать свои вопросы, свое жадное разглядывание тем, что просто хочет убедиться в очередной раз в ее благополучии.
Он курил, поглядывал в окно и больше уже не сомневался, говорить ей правду или нет. Алькину реакцию он мог бы просчитать, ее осуждения, непонимания он боялся, но сейчас в одном купе с ним ехала не Алька. Этой, другой женщине он должен рассказать все. Возможно потому, что они чужие и ее чувства не могут его волновать. Возможно, были и другие причины, он пока не знал. Знал только, что обязательно откроется ей.
ГЛАВА 19
Когда Олег вернулся в купе, Тина задумчиво грызла куриную ножку. Бросила на него полный недоумения взгляд.
– Что это было, Морозов? Ты стал таким импульсивным, прямо жуть!
Его бестолковая речь прозвучала настолько странно, что Тине оставалось только ехидничать помаленьку. Раз уж добиться внятного объяснения невозможно, она попробует просто вывести его из равновесия.
Он-то ее вывел!
– Ты все-таки ешь! – выдохнул Олег.
– Не делай вид, что мой аппетит волнует тебя больше всего на свете!
– Так и есть. Но я хотел поговорить о другом.
Тина в притворном ужасе замахала руками.
– Не надо. Мне кажется, мы уже достаточно наговорились. Если ты хочешь объяснить свои последние слова, пожалуйста, но ничего больше я слушать не желаю, и сама разговаривать не хочу. Ну?
– Ну?
