– Скорее, кошелек…
Он редко вспоминал те два года, что отучился в Москве, и никогда не жалел, что после того, как его отчислили из института, ему пришлось пройти армию. Но Тина – да нет же, Алька! – понимала, что учеба в Литинституте многое значила для него. О Москве Олег рассказывал с восхищением и неприязнью одновременно. Бешеный ритм, непрекращающийся гул, деловитая мрачность толпы – все это было не его. Но яркая обложка города, внутренности которого пахли нищетой, опасностью и страхом навсегда остаться никчемной лимитой, завораживала.
Институт? Да, конечно, вылететь оттуда было обидно. Но он придумал себе другую мечту, увлекся журналистскими расследованиями, играл со словами, гонял чаи в редакции, до хрипоты спорил с коллегами, обзавелся кучей знакомых – интересных и нужных. А с появлением Альки вообще все, прежде важное для него, отодвинулось на задний план. Он работал еще больше, но причиной тому были уже не собственные амбиции или стремление к абстрактной справедливости. Теперь главным стала семья – он и Алька. Впервые Олег Морозов почувствовал ответственность не только за себя, и вскоре это стало привычным, стало частью его.
Жалеть об институте было некогда, возвращаться в Москву не хотелось. Поэтому случайно узнав, что это отец помешал ему учиться дальше, Олег даже не разозлился.
– …Ты хочешь сказать, что отец за деньги отправил тебя в армию? – деловито уточнила она.
– Примерно так, – кивнул он. – И в принципе я ему благодарен за это. Иначе я бы остался в Москве.
– А разве ты не этого хотел?
– Не знаю. Только еще неизвестно, встретились бы мы тогда или нет.
Мы?! Он сказал – мы?! Нет никаких «мы», были да сплыли!
Он спокойно выдержал ее злобный взгляд и даже улыбнулся слегка.
– Может, это было бы к лучшему! Да не может, а точно! Лучше бы мы никогда не встречались!
Олег помолчал немного, а потом спросил:
– Помнишь, как Иваныч нас чаем поил и солнце показывал?
– Солнца, – поправила Тина. – Их было много. Валерий Иваныч делал их из дерева. На доме, где когда-то был детский сад, даже табличка висела: «Музей солнца». Пожалуй, самый необычный музей Академгородка, куда Морозова однажды отправили на интервью, а с ним увязалась Алька.
Закопченный чайник весело свистел на плитке, деревянные солнышки грели ладони, беспричинный, счастливый смех щекотал губы…
– А мумий помнишь? – тихо хихикнула Тина нынешняя.
– Еще бы! Ты ходила вокруг них якобы такая смелая, а у самой руки тряслись!
– Ага, и бледная была, прямо жуть! – подхватила Тина. – Я себя когда в зеркало увидела, подумала, что это очередная мумия! Трусила ужасно!
– Вообще ты не всегда трусила, – улыбнулся Олег. – Помнишь бандитов на пляже?
Она отрицательно покачала головой.
…Это было летом. Они весь день провалялись на диком пляже. Занимались любовью так неистово, что сверху, с обрыва сыпались мелкие камешки. У обоих спины потом были в красных, крошечных отметинах. Они мазались Алькиным кремом, дурачились, гонялись друг за дружкой, а солнце незаметно заваливалось за горизонт, пока совсем не исчезло. Вот тогда, из сумрака леса, выдвинулась на берег пьяная компания придурков.
Лишь бы она успела убежать, думал Олег, яростно отбиваясь и сплевывая кровь.
– Ну, вы, ребята, даете! Вы глаза-то разуйте, – услышал он и понял – не успела.
Краем заплывшего глаза увидел, как двое обступили Альку. Она стояла, подбоченясь.
– Снимай золото, кому говорят! – орали отморозки.
Олег отчаянно завопил то же самое, с ужасом догадавшись, что она ни за что по собственной воле не расстанется с его подарком – золотыми серьгами и кольцом.
– Да это ж обычная бижутерия! – сообщила она парням. – Разве ж этот, – презрительный кивок в его сторону, – разорится на настоящее золото! Вот вы бы своей бабе подарили подделку, а? Нет! Сразу же видно, вы – мужики серьезные! – Медленно, но верно она наступала, выпятив вперед грудь. – Так вот я че говорю, щас вы у меня эти цацки возьмете, девкам вашим отдадите, а те вас и погонят в три шеи! Вам оно надо, позориться?
Заинтересовавшись такими речами, двое парней пропустили целую серию морозовских ударов. А потом он справился и с двумя оставшимися – не зря потел в секции в школьные годы. Да и пьяны были парни, реакции никакой.
– Бежим! – приказал он.
– Хоть штаны надень! – невозмутимо ответствовала Алька, покручивая на пальце колечко…
– А ты тогда сильно испугался, да? – спросила Тина.
– В общем, да, – признался он.
– А потом взял и всех уложил!
– Это был эффект неожиданности, – скромно сказал Морозов.
– Ну, тогда ты не был ботаником, – протянула она. – И очков не носил!
Он смущенно поправил на носу очки в модной оправе, но тут же решил реабилитироваться:
– Да у меня и теперь спортзал под рукой вообще-то… – Бахвалясь, он задрал рукав и продемонстрировал бицепс.
– Аплодисменты в студию, – с улыбкой прокомментировала Тина.
– Вот, – по-стариковски вздохнул Олег, – и все почему? В старости приходиться думать о здоровье, о физической форме, так сказать… Ты сама-то хоть на природу выбираешься?
– Знаешь, – вздохнула Тина, – некогда все. Дети вытаскивают иногда в парк…
– А почему за городом домик не купила? – проворчал он. – Хоть ночью бы воздухом нормальным дышала.
Она всплеснула руками.
– Ну ты даешь, Морозов! Занудой сделался, как моя мама!
– Кстати, как она?
– Нормально, – Тина улыбнулась, – смотрит сериалы, строит Сашку с Ксюшкой, Веронику жалеет.
– Замуж вышла?
– Кто? Мама?!
– Да нет, Вероника.
– Три раза была. Это цирк просто, а не семейная жизнь! Она их все на деньги проверяла.
– Как это?
– После загса сразу заявляла, что сестра, то есть я, на нее сердита и содержание урезала до невозможности. Так что молодой муж сталкивался с неприятным фактом – богатая невеста оказывалась бесприданницей.
Тина закатила глаза. Морозов понимающе кивнул.
– Так ей надо было перед свадьбой их на вшивость проверять, – посоветовал он.
– Ага. Ты ей сам это объясни! Морозов, кстати, а у тебя что, на самом деле детей нет?
– Почему – кстати? Мы же о Веронике говорили…
Ну и кто опять тебя дергал за язык, безнадежно спросила себя Тина. Нормально ведь общались. Милая безобидная болтовня.
– Нет у меня детей, – деревянным голосом сообщил Олег. – Насколько я знаю, нет.
Тина открыла рот для следующего вопроса. И тут же громко клацнула челюстью, закрыв. Любопытство не порок!
