– Отправляйся вместо меня, – попросил он с серьезной миной, – ты и смотреться будешь лучше. У меня вон лысина пробивается, а борода, на оборот, прет в разные стороны.
– Бородатые мужчины были в моде во все времена, – утешила Маша.
– А лысые?
– У тебя нет лысины, котик!
– Не называй меня котиком!
В притворной ярости он набросился на нее, не допив свой любимый ледяной кофе, и на некоторое время в кухне установилась тишина.
– …Какие планы на вечер? – светским голосом осведомилась Маша, поправляя халат.
– Утоплюсь. Я только что занимался любовью с самой неромантичной женщиной в мире!
– Можно подумать, что ты романтичен!
– Можно, – он кивнул, – но лучше так не думать!
– Прекращай свое словоблудие и иди одевайся. У меня билеты в театр. Пообедаем в городе, а потом – культурная программа.
Ему не хотелось в театр, но четких пожеланий о другом времяпрепровождении не было, и потому он, пожав плечами, согласился.
ГЛАВА 7
– Но его не было здесь! И, насколько мне известно, из Москвы вообще никто не собирался приезжать. На прошлой неделе Степанов…
Тина досадливо перебила:
– Никакой Степанов меня не интересует, мне нужен Старцев Вадим Алексеевич, ваш директор по рекламе!
– Его нет! – развела руками секретарша. – Вы видите, что у нас творится? Что тут делать директору по рекламе? Мы даже склад еще не оборудовали, продукцию не завезли…
Она вздохнула, весьма опечаленная данным фактом. Хотя работать в офисе без телефона было не так уж и тяжко. Сиди себе, ножкой покачивай, подавай рабочим чаек, немногочисленным сотрудникам – супчик «Магги», да болтай со случайными посетителями, которые ошиблись подъездом. Сибирское представительство «Майского чая» еще находилось в стадии обустройства, и если бы Тина знала об этом раньше, она бы сто раз подумала, прежде чем торопиться сюда. Секретарша абсолютно права, Вадиму Алексеевичу нечего делать в недостроенном офисе: не имея на руках ни продукции, ни кабинета, где можно обсудить сделку, он рисковал бы выглядеть по меньшей мере профаном.
Все это так. Но зачем-то же он полетел в Новосибирск!
Тина еще некоторое время потрепала нервы секретарше, а затем решила, что другие дела, которые могли быть здесь у господина Старцева, в любом случае не связаны с работой, а стало быть, искать его в огромном городе бесполезно.
Она вышла на улицу и устроилась в ближайшем кафе, чтобы как следует проникнуться горем за рюмкой коньяка.
Итак, Вадим Алексеевич прилетел, но куда конкретно – неизвестно. Похоже, ее игра в догонялки лишается смысла. Эта мысль потянула за собой десятки таких же безнадежных, хотя Тина привыкла считать себя оптимисткой. Что делать сейчас, она не знала и потому неподвижно сидела за столиком, заполняя пепельницу окурками.
Как будто ждала.
«Эй, тебе некого ждать здесь!»
Внушить себе это удалось не с первой попытки, но в итоге у нее получилось. Она всегда делала то, что должна, и сейчас не было причин, чтобы менять хоть что-то. Значит, не смотреть в окно, не курить так много, думать, как и где искать Старцева. Программа минимум.
Программа максимум – выбраться отсюда без потерь и поскорее. Глупо прикидываться перед самой собой, что ничего особенного не происходит, так что единственный способ остаться невредимой – как можно быстрее уехать.
Вообще-то, подумала Тина упрямо, все давным-давно быльем поросло. Даже смешно, что она так разволновалась.
– Еще коньяку, – решительно призвала Тина официанта, – и что-нибудь поесть. У вас найдется хороший кусок мяса?
– А как же!
Она вдруг рассмеялась недоверчиво и обвела рукой маленький зал.
– Сто лет назад здесь была столовая, такая, знаете, абсолютно совковая, сплошные пельмени, компот из сухофруктов и котлеты, которыми можно забивать гвозди…
Что ж. Это были безобидные воспоминания. И все-таки, наверное, зря она их озвучила. На секунду почудился запах – оттуда, из начала девяностых, – запах тех самых котлет, холодных и каменных, но от которых слюнки текли у голодных студентов и абитуры.
Официант вежливо улыбнулся:
– Сейчас у нас все по-другому…
– Не только у вас, – тихо сказала она.
Он протянул меню, и ей удалось спрятать мокрые ресницы за кожаной папкой.
Компот, пельмени… куда ее понесло?!
Что могло случиться с Вадимом Алексеевичем – вот ее главная проблема. Сделав заказ, Тина стала дозваниваться на сотовый господину Старцеву и сильно пожалела, что технический прогресс зашел так далеко, что достаточно нажать одну кнопку, и дело в шляпе. Ее участия почти не требовалось, а чем еще себя занять, она не представляла. Думать о работе не получалось, разглядывать посетителей было боязно, и как только она поняла это, за шиворот словно кинули скользких водорослей, так сделалось противно.
Бояться чего-то бы то ни было ей не приходилось очень давно.
Мгновенно, яростно поднялась волна злобы на саму себя. Раскисла. Раскудахталась. Котлеты вспомнила, будто нечего больше вспоминать!
Между тем, телефон Старцева по-прежнему сообщал, что абонент недосягаем, и Тина уже скрипела зубами, не зная, чем заняться, куда бежать, кого искать и от кого прятаться.
За окном, куда она решила не глядеть, но все-таки поглядела, ровно падал снег. Какая-то парочка, вжав головы в плечи, отряхиваясь и поддерживая друг друга на обледенелых ступеньках, атаковала лестницу.
Тина хмыкнула и сердито осмотрелась в ожидании заказанной еды.
– Алька…
Она вздрогнула, услыхав это. На мгновение показалось, что сознание шутит с ней злые шутки. Но в следующую секунду Тина увидела застывшего у входа мужчину, того единственного мужчину, который называл ее – «Алька».
Все внутри рухнуло. На краю обмякшего сердца повисли тринадцать лет, неотвратимой тяжестью того, чего не было, того, о чем она запретила себе думать и что настигло сейчас в близком взгляде его далеких глаз.
– Здравствуй, Морозов, – произнесла ее сила, а слабость сцепила пальцы на подлокотнике кресла.
– Привет, – слегка замешкавшись, ответил он и подошел.
Краем глаза она уловила движение рядом с ним – его спутница, чье присутствие Тина не сразу заметила, растерянно топталась на месте. Не оборачиваясь, он на ходу махнул ей.
Несколько шагов до столика дались ему нелегко. Зато было время взять себя в руки. Она сидела в метре от него – живая, реальная. Струилось в каштановой россыпи волос солнце, нездоровый румянец зажег скулы, вычерченные твердо, почти жестко. И взгляд был подстать – резким и твердым. Лишь в первое мгновение, быть может, мелькнуло в нем ошеломление и что-то еще, неопределенное и пугающее. В этом лице все было знакомо, но с каждым шагом он глубже проваливался в болото, и вот уже захлебывался, осознав, что она – другая. И губы, глаза, подбородок, чье упрямство всегда выдавалось вперед, – незнакомый рисунок, который он помнит только в карандашном наброске.
