К тезису Уварова часто обращались и в XIX веке, и в начале XX, когда понадобилось мобилизовать население в поддержку последнего царя из династии Романовых – Николая Второго. Поэтому неудивительно, что русские националисты попробовали снова обратиться к этой концепции в 1990-е годы. Можно провести поразительные исторические параллели между 90-ми годами XX века и десятилетием, предшествовавшим Первой мировой войне – и с точки зрения политического и экономического развития, и с точки зрения политического противостояния в столицах (Санкт-Петербург в 1900-е и Москва в 1990-е). Для многих представителей русской элиты споры 90-х в Москве о настоящем и будущем России были всего лишь продолжение таких же споров в Санкт-Петербурге, прерванных войной и революциями. Русский историк литературы Константин Азадовский в своей статье в антологии, вышедшей в 1995 году, указывал:
«Сегодня, в конце [XX] века, так же, как и в его начале, «вечные» русские вопросы снова обсуждаются на страницах наших журналов: истинный путь страны, ее самоидентификация, народ, интеллигенция, славянофилы и «западники». Споры, прерванные в роковые годы революции и «триумфального шествия советской власти», возобновились. Кто виноват? Почему Россия позволила стянуть себя в бездну? Может ли Россия быть «обновлена»?»
[140]
Для России 1900-e и 1990-e – не просто начало и конец века. Они также схожие переходные периоды русской истории. Оба десятилетия отмечены поражениями в войнах, распадом империй и экономическим коллапсом, а также попытками драматичных реформ. Оба периода наполнены ностальгией по прошлому. И в 1900-е, и в 1990-е государство и русское правительство обращались к истории в поисках того, что могло считаться «золотым» или хотя бы «серебряным» веком, на который стоило бы ссылаться, чтобы придать смысл и содержание настоящему. Снова цитата из Константина Азадовского: «Мы были заражены ностальгией по дореволюционной России. Мы хотели погрузиться в 1910-е годы… перенести их в наши трудные времена. Именно там, в прошлом, мы упорно искали ответы на насущные сиюминутные вопросы. Мы восстанавливали опоры той жизни – дворянство, казаков, православие, самодержавие»
[141]
.
В поисках полезной истории
В 2000-х Путин предпринял несколько шагов для установления прямой связи с прошлым России – имперским и, в значительно меньшей степени, – советским. Прихожая Путина в Кремле была декорирована бюстами и портретами наиболее прославленных русских царей, включая знаменитых реформаторов Петра Великого, Екатерину Великую и Александра Второго
[142]
. Сергей Миронов, председатель Совета Федерации, верхней палаты русского парламента, призвал создать портретную галерею всех председателей Совета Федерации. Но для того, чтобы подчеркнуть историческую преемственность как верхней палаты, так и парламента России, предложил включить туда портреты председателей императорского Государственного Совета
[143]
. Статуи военных героев, отличившихся в знаменитых битвах на протяжении многовековой истории России, вернулись на свои пьедесталы, с которых их убрали в советские времена. Церкви, разрушенные большевиками в Москве, вроде огромного храма Христа Спасителя, отстраивали заново. Памятники видным деятелям советской эпохи, снесенные во время пьянящей круговерти начала 90-х, тихонечко вернули на постаменты, иногда – в присутствии самого Путина
[144]
. Тело Ленина осталось в Мавзолее на Красной площади.
Ключевые фигуры из путинского «внутреннего круга» сыграли важную роль в этих культурных проектах. Например, Владимир Якунин – бывший советский функционер, сосед Путина по дачному кооперативу в Ленинградской области и глава «Российских железных дорог» (одна из важнейших государственных монополий) с 2005 года, возглавил сразу несколько организаций, занятых возрождением наследия Русской православной церкви
[145]
. В этом качестве Якунин лично надзирал за восстановлением монастырей и храмов, имеющих историческую ценность. Также он путешествовал по стране (в основном поездом) для демонстрации православных икон, считавшихся утерянными, которые вернули из-за рубежа.
