— Взаимно, — сказал я.
С низовий реки дул свежий ветерок, наполненный комарами и
запахом гнилых крокодилов. Солнышко ласково жгло нам головы. Ергей с Уликом
принялись обмахиваться маленькими деревянными щитами. Потом, видимо решив
подстраховаться, стали изредка обмахивать и нас. Солдаты, сидящие на веслах,
завистливо на них поглядывали, но молчали. Доршан задумчиво глядел вдаль.
Возможно, он мечтал, что после нашей поимки его сделают опорой правой туфли
фараона при его схождении на сухую почву.
От скуки я задремал, хотя связанные руки и болели. А Стас
продолжал болтать со стражниками. Сквозь сон я слышал их разговор и узнал, что
Ергей с Уликом были не просто воинами, а еще и придворными шутами. Фараон
разгневался на них за какую-то слишком удачную остроту и повелел быть
стражниками до особого знака богов. Теперь они тихонько надеялись, что наше
появление и есть то знамение, которое вернет им фараонову милость. Тем более
что у фараона намечалась свадьба с новой женой и он должен быть в хорошем
настроении. Услышав это, я совсем загрустил. Слишком много надежд питали все в
связи с нашим появлением, чтобы так просто взять и отпустить.
Ближе к вечеру нас напоили забортной водой и покормили
толчеными стеблями папируса. Выглядели они аппетитно, но по вкусу напоминали
жеваный картон. Зато вода была именно тем, чем она и выглядела: грязной речной
водой. Глядя на Доршана, который задумчиво грыз вяленый крокодилий хвост, я
начал злиться. Ох и задаст же этим балбесам Шидла… если найдет нас, конечно.
Потом мы проплыли мимо пирамид. Так, ничего особенного.
Пирамиды были маленькие и жалкие, даром что облицованные белым известняком. Мы,
наверное, попали в очень древний и слаборазвитый Египет.
Но даже самые нудные поездки однажды кончаются. Мы подплыли
к городу — там было очень много маленьких, крытых папирусом хижин и десятка два
больших каменных зданий. Нас выгрузили и повели в самое большое и каменное.
Идущие по улицам кривоногие крестьяне и криворукие ремесленники низко кланялись
стражникам и разевали рты, глядя на нас. Десятка два голых и грязных детей
увязались следом, но Ергей метко запустил в них камнем.
— Египет времен упадка, — грустно сказал Стас.
— Наоборот, времен становления, — возразил
я. — Они еще не успели ничего толком настроить. Лет через тыщу — настроят!
— И надорвутся, — предсказал Стас. Он был сегодня
агрессивен.
Во дворце по крайней мере было тихо. Возле входа стояло с
десяток колесниц, которые тер грязным пучком травы однорукий солдат. Наверное,
ветеран какого-то похода. Колесницы были довольно скромными и изрядно
потрепанными. Только одна выглядела добротно и была украшена разноцветными
перьями. Стас предположил, что это — колесница фараона. Он спросил у Ергея, но
оказалось, что шикарная колесница принадлежит верховному богу Ра и кроме него
никто, даже фараон, в ней ездить не смеет. Впрочем, и Ра своим правом как-то не
злоупотребляет.
Во дворце нас притащили в огромный зал, где сидело с десяток
хорошо одетых (в разноцветных юбках) вельмож и стояли человек двадцать охраны.
Тут нас и оставили ждать фараона, пока Доршан бегал докладывать об удивительных
пленниках.
Пока мы стояли и ждали, из приоткрытой двери осторожно
скользнула в зал кошка. Противная до жути, настоящая древнеегипетская. Стас
обрадовался и стал ее звать:
— Кис-кис…
Наверное, решил, что если священное животное к нам хорошо
отнесется, то это произведет благотворное впечатление. Кошка навострила уши,
подумала и робко пошла к нам. Но Улик схватил дротик и без лишних разговоров
поддал им кошке под зад. Та мяукнула, обиженная в лучших чувствах, и убежала.
«Бедный, — подумал я об Улике. — Умом тронулся от
радости. Сейчас его сварят в кипящем масле».
Но придворные одобрительно захохотали. И я сообразил: эти
египтяне такие древние, что кошки у них еще не стали священными животными.
И тут раздался барабанный бой. Какой-то мужичок с окладистой
бородкой выскочил на середину зала и сказал:
— Приветствуем дружными аплодисментами и падением на
пол появление земного воплощения Гора, владыки Нижнего, Верхнего и прочего
Египта, четырехкратного победителя в гонках на боевых колесницах, автора «Малой
молитвы владыке Земли» и трактата «Об укушении крокодилом и последующем
исцелении» — великого фараона Неменхотепа IV!
Все попадали на пол, и я понял, почему во дворце было так
чисто. Нас со Стасом тоже заставили улечься.
Прошла пара минут, и по звуку шагов мы догадались, что
появился фараон. Лежащие придворные начали громко аплодировать. Мы со Стасом не
сговариваясь присоединились к аплодисментам. В нашем положении особенно
важничать не стоило…
Но вот овации отгремели, и нам позволили подняться. Мы
глянули на пустой ранее трон… и обомлели. Важно рассевшись на нем, закинув ногу
за ногу, нацепив на голову сразу две короны, на нас смотрел старый знакомый —
фараон из музея! Только сейчас он был живым и, наверное, поэтому не казался
таким злым.
С перепугу меня посетило вдохновение: я понял, что наш
рейтинг слуг Осириса поднимет длинное и складное заклинание на неизвестном
фараону языке.
— Пой! — сказал я Стасу.
— Что? — не понял он.
— Что угодно, но по-русски!
Стас очумело глянул на меня, но послушно набрал полную грудь
воздуха и запел шлягер сезона, песню «Осень» Шевчука:
Что такое осень? Это небо,
Плачущее небо под ногами…
Писклявый голосок Стаса, тянущий непривычный для египтян
мотив, произвел действительно сильное впечатление. Фараон вдруг закашлялся,
прижимая ко рту рукав, Ергей с Уликом закрыли глаза и стали легонько помахивать
в воздухе копьями, а Доршан выхватил короткий бронзовый меч и угрожающе поднял
его в воздух. Не давая египтянам опомниться, я запел на их родном языке самый
умиротворяющий кусок из «Воскресения Осириса»:
Удовлетворен Атум, отец богов,
Удовлетворен Шу с Тефнут,
Удовлетворен Геб с Нут…
Удовлетворены все боги, находящиеся на небе,
Удовлетворены все боги, находящиеся в земле,
находящиеся в землях,
Удовлетворены все боги южные и северные,
Удовлетворены все боги западные и восточные,
Удовлетворены все боги номов,
Удовлетворены все боги городов…
— Хватит, — прервал меня фараон, — все
довольны. Верю. Пусть твой брат прекратит пищать. Лучше расскажите мне свою
историю.
Да, с суевериями у египтян тяжко… Зато фараон казался
миролюбивым. Пока Стас прекращал петь (он это сразу делать не умеет, а
затихает, как проигрыватель, выдернутый из розетки), фараон еще раз закашлялся.
И когда он отнял рукав ото рта, я увидел темное пятно. Туберкулез, догадался я,
чахотка.
