Неменхотеп понимающе покивал:
— То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.
Советники потупили взоры.
— Говори, — благосклонно кивнул мне фараон.
— Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот
этот браслет, — я поднял над головой руку. — После чего я прочту
особое заклинание.
— И все? — недоверчиво поджал губы фараон.
— Все.
— А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того…
— Нет-нет, не бойся, — заверил я.
— Ну давай попробуем, — протянул он руку. И я было
начал отстегивать браслет, но меня остановил Стас.
— Пусть сначала гарантии даст, — шепнул он
по-русски, — а то мы его вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.
Резонно. Я остановился.
— А как я могу быть уверен, что, когда тебя вылечу, ты
нас отпустишь?
— Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще
смеет рассуждать! — поднял густые брови Неменхотеп. — Вообще-то я с
самого начала подозревал, что вы — непочтительные отпрыски пустынного шакала, а
теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! — и он слегка
наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.
Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:
— Гарантии нужны, гарантии.
— А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все
слышали? — обернулся он к придворным. — Писец, занеси-ка в протокол:
«Слово фараона ему до светильника».
В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели,
пробрался вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо.
Выслушав воина, тот выступил вперед и сначала в знак обожания поднял обе руки
вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:
— О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов
Египта и при этом даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети
пустынного шакала с самого начала не внушали мне доверия. А только что стало
известно, что они взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.
Это было чистейшей воды враньем. Но я от такого просто
онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился.
— Да ты что?! — воскликнул он обрадованно. —
А как это они сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.
— Пусть говорит очевидец, — заявил жрец смиренно и
отступил на шаг, пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:
— О всеблагой фараон, благостью своей веселящий
Осириса, гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий…
— Ладно-ладно, — остановил его Неменхотеп, —
богов у нас много. Давай по делу.
— Короче, когда мы их взяли, — заикаясь от
волнения, начал воин, — мы их обыскали. И наш начальник — Доршан — что-то
на вид съедобное нашел. И пахнет аппетитно. А вот этот, — кивнул он на
Стаса, — говорит: «Пожуй, пожуй, вкусно». Но мы тогда сытые были, и Доршан
это съедобное припрятал. А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул
мертвым сном. Спит и спит, и разбудить его никто не может.
— Где он сейчас?
— А здесь, за дверью, мы его принесли.
— Внесите тело.
Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим
копьеносцем внес тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо
Доршана озаряла блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.
Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в
поднесенную рабом плевательницу, протянул:
— Да-а… — а потом еще раз: — Да-а… — И
обернулся к Стасу: — А ты, значит, так и сказал ему: «Пожуй, мол, пожуй,
вкусно»?
— Сказал, — подтвердил Стас виновато, беспомощно
глянув на меня.
— Занеси в протокол, — кивнул фараон писцу. —
Перед словом «сказал» добавь «коварно». — И, вновь обернувшись к нам,
потер ладони: — Ну, братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а
вы, оказывается, еще и отравители.
Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:
— В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной
Хайлине и мне давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить
мое драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним
котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет.
Правильно?
Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно
раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что он-то
поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы лечить
фараона не будем и тот скоро умрет.
И тогда я возопил (а что мне оставалось делать, как не
возопить?):
— О всеблагой и всемогущий! Мы не отравили твоего
военачальника! Он просто спит, а когда проснется, будет еще сильнее и отважнее,
чем раньше! Клянусь отцом твоим — сияющим богом Ра — мы не обманываем тебя.
Силой, дарованной господином моим Осирисом, я могу не только вылечить тебя, а
даже воскресить мертвого. Испытай меня, прикажи принести сюда мертвого, и я
воскрешу его!
Неменхотеп с новым интересом посмотрел на меня и уселся
обратно на трон.
— У нас никто не умер? — обвел он взглядом
окружающих. Те отрицательно замотали головами.
— А никто не хочет?
Вельможи замотали головами еще интенсивнее.
— Тогда так. Мы сегодня твоего братца сварим, а ты его
воскресишь. Если получится, будешь меня лечить, а потом мы, может, вас и
отпустим. А если не получится, и тебя сварим. Ясно? Все. Аудиенция
окончена. — Он резво встал, но тут же согнулся, сотрясаемый очередным
приступом чахоточного кашля.
Обрадованные тем, что для эксперимента никого из них не
убили, вельможи, громко славя мудрость фараона, под шумок поспешили к выходу. А
нас стражники потащили обратно в темницу.
На Стаса было страшно смотреть. Он сразу как-то поскучнел. А
успокаивать его у меня язык не поворачивался. Почему-то я чувствовал себя
виноватым.
Часа два Стас провалялся на соломе, отвернувшись носом к
стене. Я тоже лежал молча. Чего тут скажешь? Было страшно. И не только оттого,
что браслет может не сработать. Даже если сработает, это же, наверное, больно —
вариться в кипящем масле.
А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно
поглядывая на нас (мы же ведь почти подружились), спросил:
— Кто тут из вас младший?
— Ну я, — сел Стас.
— Велено тебя в храм отвести.
