И Стас перевел это Лине.
…Мы приземлились ночью. Сначала падали с парашютом, затем
зависли над землей, удерживаемые антигравитацией.
— Ты же говорил, нет запаса энергии! — воскликнул
Стас обличающе.
— На движение прямо над поверхностью затраты
минимальны, — ответил сфинкс. — Если даже мы будем кататься в
хроноскафе, как на антиграве, целый день, мы потратим энергии столько, сколько
нужно для переброски во времени часа на два-три.
Стас прикусил язык, и мы двинулись над ночным городом,
подыскивая удобную и пустынную площадку.
Мы сели в центре, на стадионе. Пока мы летели, я рассказывал
Лине, что такое милиция и детская комната в ней, а также научил говорить
по-русски «здравствуйте» и «меня зовут». Чем еще я мог помочь ей?
Втроем мы выбрались из капсулы. Душная летняя ночь наполняла
смешанным чувством радости и грусти. Мы молча прошли несколько шагов.
— Ну все, мальчики, вам нужно возвращаться, —
сказала Лина. — Долго прощаться не будем. Я рада была узнать вас. И очень
вам благодарна. Вы ведь мне жизнь спасли. И от Неменхотепа избавили. Жаль,
конечно, что так получилось…
— Мы все равно найдем тебя, Лина, все равно
найдем, — сказал Стас запальчиво, потом неожиданно обнял ее и,
повернувшись, побежал к хроноскафу. На Лине от его объятий осталось несколько
прилипших кусочков разваренной моркови.
«Найдем, — подумал я. — Если бы речь шла о
расстоянии, а тут — время. Никогда мы ее не найдем. Или найдем чужую взрослую
тетю… Нет уж, лучше не искать даже».
— Прощай, Лина, — сказал я и легонько сжал ее
ладонь в своей.
— Прощай, Костя. — Она улыбнулась, и в то же время
я увидел, что на глаза ей навернулись слезы. Удивительно, другая девчонка уже
давно рыдала бы навзрыд…
Я забрался в капсулу, и тут вдруг Шидла сказал нам:
— Посидите тут минутку, только ничего не трогайте. Мне
тоже нужно ей кое-что сказать. — И он выскочил наружу с прижатой к груди
передней лапой, явно что-то от нас пряча. Только, честно сказать, мне совсем не
было интересно, что он там прячет. Ничего мне не было интересно.
Сфинкс вернулся минуты через три.
Глава 6
в которой ржавый гвоздь спасает Вселенную
Стас вдруг расплакался. Хотя вообще-то не вдруг. Если бы не
заплакал он, наверное, первым разревелся бы я.
Шидла, запуская ракетные двигатели, жалостливо поглядывал на
нас. Но меня эти взгляды только раздражали. Откуда ему — сфинксу (у них и
самок-то нету!) — понимать, что такое друг-девчонка. Вообще друг — это
много, а если человек смог стать твоим другом несмотря на то, что он —
девчонка, это уже серьезно.
Через минуту я убедился, что в этом отношении мы с братом
солидарны.
Когда Стас всхлипнул особенно громко, Шидла мягко сказал:
— Перестаньте, котята, во всяком случае…
Но закончить он не успел, потому что Стас заорал:
— Молчи, урод! Что б ты понимал?!
Самым поразительным было то, что Шидла действительно
замолчал и ничем не выказал обиды. Заговорил же снова лишь минут через
двадцать, когда мы со Стасом уже болтались в невесомости, а сам он настраивал
временной блок. Заговорил так, словно его и не прерывали:
— …Во всяком случае, ее жизни ничего не угрожает.
— Почему это? — не поверил я.
— Потому что я — преступник, — туманно ответил он,
а потом сразу сменил тему, как будто жалел о сказанном: — Кстати, учтите,
хроноскаф невозможно настроить с точностью до минуты, и не исключено, что вы
появитесь в своем времени часа на два-три раньше или позже своего исчезновения.
— Если раньше — не беда, — заметил уже
успокоившийся Стас, — переждем. А вот если позже, когда нас папа с мамой
уже хватятся, тогда что-то сочинять придется.
— Можем и сейчас — заранее — сочинить, — предложил
я.
— Предпочитаю экспромт, — заявил Стас как всегда
самонадеянно.
Я заметил, что брат мой жалеет, что обругал сфинкса;
все-таки мы привязались друг к другу, многое вместе пережили. Да что говорить,
у Неменхотепа-то он нас по-настоящему спас. Но извиняться… Нет, это не в
Стасовой натуре. Он, заглаживая свою вину, все-таки попытался затеять дружескую
беседу. И это ему удалось.
— Шидла, а что ты будешь делать, когда нас вернешь
домой? — спросил он. — Отправишься в Древний Египет и умрешь там с
голоду?
— Раньше я хотел поступить именно так, — ответил
сфинкс, — но сейчас, думаю, я могу сделать больше. Я могу максимально
увеличить вероятность того, что петля замкнется. Не надеясь на слепой случай.
— Как?
— Я лично позабочусь о том, чтобы статуя сфинкса была
построена. И чтобы хроноскаф со мной внутри, замаскировав, поместили именно в
фундамент этой статуи, где его потом и должны найти.
— Но как ты сможешь быть уверенным в этом? — не
унимался Стас. — Ну статую ты еще можешь заставить построить. Тебя боятся.
О твоем бластере, наверное, легенды сложили. — При этих словах Шидла
почему-то отвел глаза. — Но как ты заставишь египтян делать все по-твоему,
когда тебя уже не будет?
Логика в словах Стаса была железная, но Шидла ответил такое,
что мы с братом ошалело выпучили глаза:
— Они не посмеют нарушить волю фараона. А я буду
фараоном.
Мы молчали, просто не зная, что сказать, а сфинкс пояснил,
распаляясь:
— Я воспользуюсь гибелью Неменхотепа. Я буду хорошим
фараоном. Я их многому научу. Как добывать железо, как делать бумагу, как
растить новые сорта злаков… А главное, я научу их справедливости. Уж кто-кто, а
я-то знаю, что такое справедливость. Я буду очень справедливым фараоном, мои
подданные будут любить меня. И никаких жертвоприношений! Это же дикость
несусветная! — Он помолчал, а потом закончил проникновенно: — А еще не
понравилось мне, как они там с кошками обращаются… я их научу.
— Шидла! — не выдержал я. — Но истории ничего
не известно о фараоне-сфинксе! И вообще, сфинкс — существо мифологическое!
— Сам ты — существо мифологическое, — совсем
по-стасовски обиделся сфинкс. — А что истории неизвестно, так я и об этом
позабочусь.
…Все-таки хроноскаф — действительно удивительное достижение
инженерной мысли. Во второй раз мы совершали на нем посадку по-человечески, то
есть зная куда, когда и при полной его исправности. Шидла снова включил
голографический глобус. Тот повис за нашими спинами, занимая все свободное
пространство рубки. Раньше эта миниатюрная модель Земли как-то не слишком
поразила меня, не до того было. Сейчас же… У меня защемило сердце, когда Шидла
выключил свет и маленький, с метр диаметром, земной шар, искрясь полярными
шапками и переливаясь ручейками великих рек, медленно вращаясь, завис на
расстоянии вытянутой руки от нас.
