Казалось, дунь на него, и где-то далеко внизу сорвутся крыши
с маленьких домов маленьких людей и маленькие, вырванные с корнем деревья
помчатся по черному небу, увлекаемые грозной ураганной силой…
— Где-то здесь, по-моему, — бесцеремонно ударил
Шидла лапой по северному полушарию. Шар послушно прекратил вращение, а на его
поверхности засияла бирюзовая звездочка. Я заметил, как вздрогнул Стас. Видно,
и он представил, как огромная звериная лапа опускается на наш город, превращая
в щебень наш дом, нашу школу, мамин музей… Но я быстро отогнал видение. В конце
концов, глобус — он глобус и есть.
— Да, здесь, — подтвердил я, — чуть повыше.
Как тогда, по ходу сориентируемся?
— Сориентируемся, — согласился Шидла.
И действительно, совершив временной скачок, хроноскаф с
помощью парашюта приземлился, но, немного не долетев до поверхности, подобно
антиграву завис над землей. А затем по нашим подсказкам двинулся туда, где в
вечернем полумраке светились огни города. Глядя в иллюминатор, мы со Стасом без
труда нашли свою улицу, и Шидла посадил капсулу на пустыре невдалеке от нашего
дома.
Мы выбрались наружу. Знакомая смесь запахов выхлопного газа
и костра из осенних листьев ударила в ноздри и наполнила меня радостным
ожиданием. Откуда-то из глубин памяти выскочило еще недавно такое абстрактное
для меня слово: «ностальгия». Оказывается, ностальгия может быть не только по
месту, но и по времени.
А мой порывистый братец рухнул на колени и забормотал:
— Земля! Земля-матушка. Наша, сегодняшняя…
Говоря это, он собирал пыльную землю в ладони, поднимал к
глазам и сыпал между пальцев, как в мультфильмах жадные богачи пересыпают
золотые монеты.
— Блин! — вдруг воскликнул он и замахал рукой.
— Ты чего? — удивился я.
— Укололся, — объяснил он. — Гвоздей тут
накидали… — Но сразу вновь умилился: — Гвоздик! Наш гвоздик! — С
этими словами он, продолжая стоять на коленях, торжественно, как великую
драгоценность, опустил ржавую железку в нагрудный карман.
Все это время Шидла тактично молчал, только с подозрением
принюхивался, расширив ноздри, с неописуемым отвращением на лице.
— Ну что, — спросил я его, — будем прощаться?
— Будем, — кивнул он. — Хотя… Давайте-ка в
последний раз прикинем, все ли мы учли.
Я задумался. И сразу обнаружил в наших построениях тонкое
место.
— Слушай, — сказал я, — сейчас-то мы знаем,
как запустить хроноскаф. А тогда… Чисто случайно. Мы ведь даже и не хотели его
запускать, мы хотели только выйти. Вдруг в этот раз мы его не включим?
— В какой «этот раз», — передразнил оправившийся
от патриотического экстаза Стас. — Это все уже произошло.
— Если мы прибыли раньше, а по-моему, это так, тогда
вроде потемнее было, то это еще не произошло, только произойдет, —
возразил я. — А вдруг не произойдет?
— Если один раз произошло, то и сейчас
повторится, — уверенно заявил Стас, но я-то видел, что он, как и я, слегка
запутался.
— Фатализм сфинксов, — установил я диагноз. —
Но даже они, между прочим, на судьбу не полагаются, а все обеспечивают сами.
— Старший прав, — поддержал меня Шидла. Но тут же
добавил: — Хотя в этом случае мы, по-моему, ничего сделать не можем.
— Можем! — заявил Стас. На лице его мелькнула тень
вдохновения. Не сказав больше ни слова, он кинулся к хроноскафу и забрался в
него. Любопытство заставило меня последовать за ним.
Стас, высунув от напряжения кончик языка, что-то творил с
приборным щитком. Я заглянул ему через плечо. Только что найденным гвоздем он
вкривь и вкось выцарапывал над пусковой кнопкой слово «выход».
Меня словно током ударило. Я и забыл про эту надпись.
Закончив свой труд, Стас обернулся ко мне и пояснил:
— Нехорошо, конечно, обманывать. Но я же для дела. К
тому же мы ведь себя обманываем, а не кого-то другого.
— Стас, — шепотом сказал я. От волнения у меня
пропал голос. — Стас, я уже видел тут эту надпись.
— Когда? — удивился он.
— Тогда, в музее. Из-за нее-то я и на кнопку нажал…
— Круг замкнулся, — нарушив благоговейную тишину,
весомо произнес Шидла за нашими спинами. — И в прошлое я отправляюсь с
легким сердцем. Прощайте, — закончил он и, чуть поколебавшись, добавил: —
Братья.
Возможно, он сказал так, имея в виду, что братья мы со
Стасом. Но это вряд ли. По-моему, он назвал нас так, подразумевая, что мы — его
братья. Он назвал нас так, как сфинксы называли друг друга.
— Передай привет жрецу, — усмехнувшись, прервал
паузу Стас. — Мы, если помнишь, очень с ним подружились. А вообще спасибо
тебе за все. Ты настоящий… сфинкс.
А я просто зарылся лицом в его жесткую серебристую гриву.
Сфинкс, конечно. Но все-таки…
Глава 7
в которой мы сначала чуть не надавали себе по шее, а потом
потихоньку сходим с ума
Хроноскаф с Шидлой на борту превратился в еле заметную на
вечернем небосклоне звездочку. Утих и гул его двигателей. Лишь далекий собачий
лай да сверчковая азбука Морзе слышались на нашем пустыре, но они только
подчеркивали незыблемость тишины.
— Все, — сказал Стас и испуганно посмотрел на
меня. Я понял, чего он испугался. Не темноты, не тишины и даже не одиночества.
Нет, просто, как и я, он испугался, что закончились наши приключения. Конечно,
много было и неприятностей, и опасностей… Но зато какая насыщенная жизнь!
— Ладно ты, — подбодрил я его, — потом будешь
сопли распускать. Сейчас домой спешить нужно. А то правда придется экспромты
сочинять.
— И сочиню, — буркнул Стас. Но успокоился. И мы
двинули в сторону дома. Часов у нас не было, поэтому определить, насколько
раньше, а может, все-таки позже срока мы прибыли, я не мог. Нужно быть
осторожнее.
Вот и наш дом! Окна не светятся, значит, или мы еще не
вылезали на улицу, или уже вылезли, а папа с мамой нас еще не хватились. Вот
это было бы лучше всего. Но нет, только я успел об этом подумать, как в окне
нашей комнаты показалась чья-то встрепанная башка. Да моя это башка, моя!
Я-тогдашний спрыгнул вниз, потом обернулся, поднял руку и
что-то взял у тогдашнего Стаса. «Фонарик», — вспомнил я-нынешний. Затем
я-тогдашний помог спуститься Стасу, и оба кинулись через дорогу в сторону
музея.
— Дураки же мы! — буркнул умудренный опытом
Стас-нынешний. — Сейчас бы догнать и надавать по шее как следует…
