Потянулись дни уличных боев, один на другой похожие: то наши займут дом и выгодные подступы к нему, то немцы. Порою непонятно было, где наши, а где противник. В разгар боев, когда немцы, получив подкрепление, при поддержке танков пошли в контрнаступление, случилась беда — 2 октября погиб мой товарищ и любимец курсантской группы, пулеметчик 711-го стрелкового полка 215-й дивизии ефрейтор Давыдов Степан Яковлевич. Через два дня, когда положение несколько стабилизировалось, нашли мертвого Степана у пулемета»
[6]
.
Степан считал, что настоящего солдата отличают два необходимых свойства: уметь воевать и беречь товарища. И то и другое он доказал собственным примером. Только вот сам не уберегся…
Глава восьмая
359-й медсанбат
Август — сентябрь 1942 года
Городок медиков
Когда, выбираясь с поля боя, я выполз на дорогу, по ней брело множество раненых. Шатаясь, я побрел следом. Нас объезжали повозки с тяжелоранеными; они часто останавливались, подбирая тех, кто уже не мог двигаться сам. Наконец мы увидели впереди санитарные палатки, их было много. Я сразу забеспокоился: от передовой километров пять, слишком близко, один удар дальнобойной артиллерии — и от всех этих палаток ничего не останется. Словно в подтверждение прогремел мощный взрыв, на лес налетел шквальный ветер, послышался зловещий шум, треск падающих деревьев. Я передвинулся поближе к палатке, возле которой стояла сестра:
— Почему медсанбат так близко к передовой?!
Медсестра улыбнулась моей тревоге:
— Не волнуйся, солдат, во время боев мы всегда организуем медпункты возможно ближе. Для раненого, особенно тяжелого, даже лишняя минута без помощи, не то что час или сутки, может стать последней.
Я побрел к лесу… Нелегко прийти в себя, вступить в другой мир, где смятенная душа может хоть немного освободиться от жутких впечатлений боя. Здесь живет надежда на волшебные руки врача, которые выведут тебя из пределов, где реальностью стала смерть.
Обитель медиков — это настоящий лесной городок, с широкими просеками, просторными зелеными полянами, красивыми лесными дорожками и тропинками. Ощущение, что ты попал на мирный тихий островок — царство покоя и согласия среди бушующего вокруг огненного смерча.
Основным ориентиром для всех прибывающих с переднего края пешим ходом и конной тягой служил установленный при входе в городок столб с фанерками-указателями. В большой сдвоенной палатке как раз напротив главного ориентира размещался сортировочный пункт. Усевшись на пенек, я перевел дух и огляделся. На поляне лежали и сидели на траве раненые; санитар записывал новоприбывших, затем к ним подходил врач, беседовал с каждым, осматривал, нередко тотчас направлял в палатку хирурга, ломая порядок очереди, и шел дальше, определяя нашу дальнейшую судьбу.
Из палатки вышел покурить медбрат, присел рядом со мной. Увидев мой понурый вид, не стал расспрашивать, заговорил сам:
— Ты, солдат, не переживай, я, хоть и не медик, а вижу: скоро к своим вернешься. Конечно, мы, санитары, какие мы медики, мы такие же солдаты, как и вы, но опыт имеем: когда наступление, к нам за день до семисот-восьмисот человек поступает. Случается и здесь всякое. Бывает, взрывной волной операционные столы опрокинет вместе с ранеными, а уж инструменты, материалы, посуду — нечего и искать. Чудом человек живым с боя выбрался, а тут новые раны. Несколько раз после таких налетов все приходилось заново начинать. Такое бывало! Раз вся палатка, прямо с людьми, взлетела выше деревьев. А однажды осколок пробил операционную палатку и снес голову врачу. Точно, так и было! Верный человек говорил, тоже санитар. Бывает, и снаряды долетают. Как-то случайный снаряд попал в санитарную машину, а мы только раненых погрузили, везти в госпиталь. Случай, брат! Недавно у нас две сестрички погибли. И устроились мы вроде удачно, в глубокой лощине. Неподалеку деревушка, вот сестричек и отпустили поспать в деревню. А тут налет! И прямое попадание! Точно попала бомба-гадина прямо в избу, где они спали. У нас тут чего только не бывает! А вообще-то здесь раненых долго не держат. Легких — подлечат и сразу в строй. Если посильнее тронуло, отправят на одну-две недели в батальон выздоравливающих — и тоже на передовую…
Из палатки вышли врач с медсестрой — санитар подхватился, и все трое быстро направились в глубь леса.
Да, вот тебе и госпиталь…
Санитара сменили две медсестры, от них я узнал, что врачи ругаются на поток самострелов (особенно из южных республик) и симулянтов. Чего только не придумывают самострелы, чтобы замести следы своего поступка: стреляются через хлеб, тряпку, консервную банку; просят других бойцов подсобить; выставляют над окопом левую руку — тут уж немецкие снайперы им помогают. Досаждают врачам и симулянты: приходит человек, держится за живот, стонет. Но чаще такой «больной» молча уходит; наглядевшись на работу врачей, понимает: не так-то легко их обмануть. Все эти хитрости врачи часто разгадывают, а тогда — «сознанка» и трибунал.
Вызвали меня уже под вечер. Выслушав мой рассказ, врач разрезал одежду вокруг раны, внимательно осмотрел, прощупал, и не успел я опомниться, как он что-то вытащил из меня. Пошла кровь, я почувствовал, но врач и сестра быстро ее остановили.
— Осколок, скорее всего от мины, — констатировал врач. — Застрял в мягкой ткани шеи. Повезло тебе, еще как повезло — можно сказать, по трамвайному билету жизнь выиграл. Обессилел мерзавец, побольше бы силенок — прошил шею насквозь и конец. — Он положил на мою ладонь кусочек металла величиной с царский пятак: — Получай, солдат, подарок от немцев. На память.
Рану промыли, слегка обрезали по краям, обработали йодом и забинтовали. Вручили бумажку с номером палатки, куда я должен проследовать, и велели прийти в перевязочную через три дня. Я обрадовался — кажется, легко отделался, через три дня в полк.
Выйдя из палатки, увидел, что раненых еще прибавилось. Как медики справлялись с такой массой раненых?! Позднее, присмотревшись к их работе, я понял, что нашим полковым командирам было бы неплохо поучиться у них организованности и самоотверженности. Думаю, с таким мнением согласились бы многие солдаты, побывавшие на моем месте.
В первую ночь я без сил свалился на койку и тут же заснул. Палатка была набита ранеными до отказа — храп, разговоры, стоны и крики боли, хождения; раненые часто вставали, кто-то выходил по нужде, кто-то покурить или просто на свежий воздух, и все шли мимо меня. Но я не реагировал ни на что — Я СПАЛ. Пока меня не разбудили утром и не позвали есть.
На следующее утро я вернулся к облюбованному вчера пеньку — моему наблюдательному пункту. Я уже знал: нашей 1-й стрелковой роты 1-го батальона 711-го стрелкового полка больше не существует. Из ста тридцати шести в строю осталось человек восемь рядовых. Остальные погибли или ранены. Погиб наш командир старший лейтенант Сухомиров. Комиссара тяжело ранило осколком — его отправили в полевой госпиталь. Из трех командиров взвода убиты двое.
