Смотритель, привлеченный ее припадком, подбежал к двери клетки и, задыхаясь, стал что-то говорить по своему мобильному телефону. Вскоре появилась одетая в защитный костюм фигура со шприцем в руке. Поведение Сюзи в прошлую среду было взято на заметку, и этот внезапный рецидив не был таким уж неожиданным. Если оставить его без внимания, собака могла легко покалечиться, поэтому ей следовало сделать успокаивающий укол. Но доберман-пинчер — это доберман-пинчер, а не крошечный терьер или надушенный пекинес, с которыми справиться не представляет труда.
Когда засов на двери ее клетки отодвинули, глаза Сюзи резко открылись, она словно хотела вскочить, а затем снова упала на бок. Но как только дверь открылась, она вылетела из своего угла, как черная пуля, пролетев прямо между ногами смотрителя со шприцем и опрокидывая его. В следующий миг она была вне клетки. Затем Сюзи все быстрее и быстрее понеслась прочь между рядами клеток, заставляя всех собак лаять и выть.
Она бежала вдоль улицы клеток. В дальнем конце появились смотрители, державшие в руках шесты с петлями, Сюзи замедлила бег, оценивая положение. За ней — бегущие и кричащие люди. Впереди — эти смотрители, специалисты, которые сразу же поймают ее. Она запрыгнула на край тачки, собралась с силами и прыгнула на проволочную крышу питомника. К счастью, проволока была толстая и прочная; она немного пружинила под весом собаки. Сюзи вприпрыжку бежала над клетками, а затем спрыгнула на землю на дальней стороне.
С высоты она видела высокую проволочную изгородь, вьющуюся полукругом по периметру всего питомника. Изгородь заканчивалась у поросшего камышом озера, за которым виднелся густой лес. Низко припадая к земле, Сюзи побежала к озеру. Ее чувство направления влекло ее на запад, а озеро находилось на севере. Она бежала, скуля, отчаянно сопротивляясь желанию повернуть на запад. Тогда ей пришлось бы перепрыгивать через высокую изгородь. Нет, она должна сначала переплыть озеро, а затем можно будет сменить курс.
На запад, в ответ на зов Гаррисона, отголоски которого эхом отдавались в ее голове; этот отчаянный крик о помощи, этот возлюбленный голос, зовущий ее из ниоткуда.
Она откликнется на этот зов или умрет, пытаясь это сделать...
* * *
Прошлой ночью Вилли Кених устроил попойку. Он выпил столько пива и шнапса, что самые отъявленные пьяницы показались бы, по сравнению с ним, новичками, и побывал во всех заведениях, начиная от “дешевого ресторана” и “бара” через “ночной клуб” до самого дорогого борделя в Рипербане. Там, все еще пьяный, как какая-то ненасытная, работающая на алкоголе машина, он, в конце концов, выбрал себе женщину и в два тридцать утра увел ее наверх.
Хотя он плохо помнил, что было дальше, он заплатил за ее услуги, а утром, в девять тридцать, проснулся с ясной головой, хотя и немного пересохшим горлом, — такой уж был железный организм Кениха.
Девица с радостью согласилась провести с ним весь остаток дня, так как он лениво занимался любовью и в то же время заказывал в невообразимом количестве шампанское, шнапс, хрустящее печенье, мед и кофе с коньяком, — последнюю привычку он перенял у Гаррисона. Лицо Кениха все еще было покрыто щетиной, и он уже совсем было решил пойти умыться и побриться, когда, где-то около полудня, вдруг сел, выпрямившись, в просторной витиевато украшенной двуспальной кровати.
— Вилли! — повторил голос в его голове. — Вилли, помоги!
У Кениха заледенела кровь, и он содрогнулся. Голос был настоящим, кристально чистым.
— Вилли? — поинтересовалась девушка, касаясь его плеча и побуждая начать.
— Тихо! — резко ответил он, напряженно прислушиваясь. Ничего не было слышно. Он повернулся к голой девушке, лежавшей раскинувшись поверх покрывал. — Ты слышала.., что-нибудь?
Она поглядела в недоумении, поджала губы и покачала головой.
— Ничего. А что я должна была слышать? И почему ты такой холодный? Боже, да ты совсем замерз! Иди-ка, дай я согрею тебя.
Он отстранил ее, спустил ноги с кровати и принялся одеваться.
— Вызови такси.
— Но, Вилли, — запротестовала она, хмурясь и закусывая губу. — Ты сказал, что берешь меня на весь день, и, к тому же, еще не заплатил.
— Сколько? — рассеянно спросил он. — За день...
— Триста немецких марок, но...
Он вытащил бумажник, и она замолчала, наблюдая, как он извлекает и бросает на постель три банкноты по пятьдесят немецких марок.
— Вот, — сказал он, — за пол дня.
— Эй! — Она взяла деньги. — Ты играешь не по правилам, Вилли. Ты сказал за день, а заплатил за...
— Это мои правила, — сказал он ей, направляясь в ванную. — Теперь будь хорошей девочкой и вызови мне такси.
— Дерьмо! — чуть слышно произнесла девица. Она снова закусила губу, поколебалась мгновение и потянулась к тайной кнопке за желтой сатиновой обшивкой у изголовья кровати. Здесь был человек специально для таких, кто хотел играть по своим правилам. Карл убедит этого стриженого в обратном. Она вздрогнула, касаясь кнопки. Карл был чудовищем. Жаль, но.., правила есть правила.
Когда Кених вышел из ванной, Карл уже ждал его. Он был гораздо выше Кениха, где-то семьдесят пять дюймов росту, с блестящими голубыми глазами-щелками и тонкими прямыми бровями. Его лицо было угловатым и серым с бледным шариком носа, который казался совершенно не на месте над скривленным усмехающимся ртом.
С первого же, почти небрежного взгляда Кених заметил все это, как и то, что Карл был из тех людей, которые получали удовольствие, причиняя боль другим. О, да, Карл был подлецом или, по крайней мере, Карл думал, что был таковым. Но Кениху нравились подлецы. Чем подлее, тем лучше.
Его второй взгляд, также обманчиво небрежный, дополнил картину. Одетый в черную рубашку с воротом поло и черный костюм вышибала прислонился спиной к стене около единственной двери комнаты. Путь Кениха лежал через эту дверь...
Карл решил, что с Кенихом что-то не так. Он ел глазами грузного мужчину, а Кених, казалось, едва ли замечал его присутствие в комнате. Значит так: этот парень притворяется, что Карл не существует, словно тот какая-то мелочь, вообще недостойная внимания. Карл мрачно кивнул про себя: ну, он достаточно скоро узнает, что Карл здесь.
— Вы должны этой леди деньги, — произнес он наконец охрипшим до шепота голосом. Левой рукой, унизанной кольцами, он надел на правую латунный кастет, превративший правый кулак в шар. — Я думаю, вам лучше заплатить.
Кених застегнул до конца молнию и выступил вперед.
— Как тебя зовут, сынок? — спросил он небрежно, почти беззаботно.
— Что? — посмотрел тот, сбитый с толку. Каким бы ни был Карл, но соображал он туго. Так невинно преподнесенный вопрос Кениха вывел его из равновесия. — Меня зовут Карл, моя работа...
— О, я знаю, чем ты занимаешься, — сказал Кених. — А тебе нравится заниматься любовью?
