Упорно отказываясь взять от малютки письмо, я все время опасалась, что она попросит меня отправить его по городской почте, в чем я никак не могла бы ей отказать. К счастью, то ли по растерянности своей, то ли по неосведомленности, а может быть, и потому, что письмо ей было не так важно, как ответ, которого таким же путем она получить не смогла бы, но она об этом не заговорила. Но для того чтобы эта мысль вообще не пришла ей в голову и, во всяком случае, для того, чтобы путь этот был для нее закрыт, я тотчас же приняла решение и, вернувшись к матери, убедила ее на некоторое время удалить дочь, увезя ее в деревню. Куда же? Сердце у вас не забилось от радости? К вашей тетушке, к старушке Розмонд. Она должна сегодня же предупредить ее об этом. Таким образом, вы получаете право возвратиться к своей святоше: теперь уже она не может ссылаться на скандальность пребывания с вами вдвоем, и, благодаря моим заботам, госпожа де Воланж сама исправит зло, которое она вам причинила.
Только слушайтесь меня и не будьте поглощены своими делами настолько, чтобы потерять из виду это дело: помните, что я в нем заинтересована.
Я хочу, чтобы вы стали посредником между молодыми людьми и их советчиком. Сообщите Дансени о предстоящем отъезде и предложите ему свои услуги. Единственное затруднение усмотрите в том, как передать в руки красотки доверительную грамоту, но тотчас же отведите это препятствие, указав на мою горничную. Нет сомнения, что он согласится, и в награду за свои хлопоты вы получите доверие неискушенного сердца, что всегда занимательно. Бедняжечка! Как она покраснеет, передавая вам свое первое письмо! По правде говоря, роль наперсника, против которой имеется столько предрассудков, мне представляется прелестным развлечением, когда вообще занимаешься другими, как это и будет в данном случае. Развязка этой интриги будет зависеть от ваших стараний. Вы должны сообразить, какой момент окажется наиболее подходящим для того, чтобы соединить всех действующих лиц. Жизнь в деревне дает к тому тысячи возможностей, и уж, наверно, Дансени готов будет появиться там по первому же вашему сигналу. Ночь, переодевание, окно... да мало ли что еще? Но знайте, что, если девочка возвратится оттуда такой же, какой туда отправилась, виновником я буду считать вас. Если вы найдете, что она нуждается в каком-либо поощрении с моей стороны, сообщите мне. Правда, я дала ей достаточно хороший урок, как опасно хранить письма, и сейчас просто не осмелюсь писать ей, но я по-прежнему намерена сделать ее своей ученицей.
Кажется, я забыла рассказать вам, что свои подозрения насчет того, кто выдал переписку, она направила сперва на горничную, я же отвела их на исповедника. Таким образом, одним выстрелом убиты два зайца. Прощайте, виконт, я уже очень долго пишу вам, и даже обед мой из-за этого запоздал. Но письмо мне диктовали самолюбие и дружба, а оба эти чувства болтливы. Жалуйтесь теперь на меня, если посмеете, и отправляйтесь снова, если это вас соблазняет, прогуляться по лесу графа де Б***. Вы говорите, что он «предназначает его для приятного времяпрепровождения своих друзей»! Этот человек, видно, всему свету друг? Однако прощайте, я проголодалась.
Из ***, 9 сентября 17...
Письмо 64
От кавалера Дансени к госпоже де Воланж (копия, приложенная к письму 66 виконта к маркизе)
Не пытаясь, сударыня, оправдать свое поведение и не жалуясь на ваше, я могу лишь скорбеть о происшествии, сделавшем несчастными трех людей, хотя все трое достойны лучшей участи. Быть причиной этой беды для меня еще огорчительнее, чем являться ее жертвой, и потому я со вчерашнего дня часто порывался иметь честь ответить вам, но у меня не хватало на это сил. Между тем мне необходимо сказать вам так много, что я должен в конце концов сделать над собой усилие, и если это письмо беспорядочно и бессвязно, то вы, наверно, поймете, в каком я сейчас горестном положении, и проявите некоторую снисходительность.
Разрешите прежде всего возразить против первой фразы вашего письма. Смею утверждать, что я не злоупотребил ни вашим доверием, ни невинностью мадемуазель де Воланж. В поступках своих я с уважением относился и к тому и к другому; но зависели от меня лишь мои поступки, и если вы даже возложите на меня ответственность за непроизвольно возникшее чувство, то я безо всякого опасения добавлю, что чувство это, внушенное мне вашей дочерью, может, конечно, быть вам неугодным, но отнюдь не оскорбит вас. В этом вопросе, затрагивающем меня больше, чем я могу вам сказать, я хотел бы иметь судьей лишь вас, а свидетелями лишь мои письма.
Вы запрещаете мне впредь появляться у вас, и, разумеется, я подчинюсь всему, что вам угодно будет на этот счет предписать, но разве столь внезапное и полное мое исчезновение не даст столько же пищи для пересудов, которых вы стремитесь избежать, как и приказ, который по этим именно соображениям вы не желаете давать своему привратнику? Я тем более могу настаивать на этом обстоятельстве, что для мадемуазель де Воланж оно гораздо существеннее, чем для меня лично. Поэтому я умоляю вас все внимательно учесть и не допускать, чтобы строгость ваша заглушила осторожность. Убежденный, что в решениях своих вы будете руководствоваться лишь интересами вашей дочери, я буду ждать от вас дальнейших приказаний.
Однако, если вы позволите мне изредка лично свидетельствовать вам свое почтение, я обязуюсь, сударыня (и вы можете полагаться на мое слово), не злоупотреблять этими случаями для того, чтобы заводить беседу наедине с мадемуазель де Воланж или же передавать ей какие-либо письма. Я готов на эту жертву из страха хоть чем-либо повредить ее доброму имени, а счастье изредка видеться с нею будет служить мне наградой.
Этот пункт моего письма является единственным возможным для меня ответом на то, что вы мне говорите об участи, которую готовите мадемуазель де Воланж и которую вам угодно ставить в зависимость от моего поведения. Обещать вам большее – значило бы обманывать вас. Какой-нибудь низкий обольститель может подчинять свои намерения обстоятельствам и строить свои расчеты в зависимости от событий, но любовь, одушевляющая меня, внушает мне лишь два чувства: мужество и постоянство.
Как примириться с тем, что я буду забыт мадемуазель де Воланж и сам ее позабуду? Нет, нет, никогда. Я останусь ей верен. Она получила от меня клятву в верности, и сейчас я подтверждаю ее. Простите, сударыня, я отклонился в сторону, вернемся к делу.
Мне остается обсудить с вами еще один вопрос: о письмах, которые вы просите меня вернуть. Я искренне огорчен тем, что к поступкам, в которых вы считаете меня виновным, вынужден присовокупить еще и отказ. Но, умоляю вас, выслушайте мои доводы и, для того чтобы принять их, соблаговолите вспомнить, что единственным утешением в несчастии утратить вашу дружбу для меня является надежда на сохранение вашего уважения.
Письма мадемуазель де Воланж, которые всегда были для меня столь драгоценными, стали в настоящую минуту еще драгоценнее. Они – единственное, что у меня осталось, они – единственное вещественное свидетельство чувства, в котором заключается вся радость моей жизни. Можете, однако, не сомневаться, что я ни на миг не поколебался бы принести вам эту жертву и что сожаление о том, что я их лишаюсь, уступило бы стремлению доказать вам, насколько я чту и уважаю вас, но меня удерживают от этого весьма веские доводы, и я уверен, что даже вы не сможете против них возразить.
