Книга Синие линзы и другие рассказы, страница 81. Автор книги Дафна дю Морье

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Синие линзы и другие рассказы»

Cтраница 81

Бен осторожно спустился с кровати на пол. Зад и спина у него ныли от боли. Кроме того, он долго лежал без одеяла и насквозь продрог. И все же он начал одеваться. Это получалось у него медленно: он еще не привык обходиться без помощи; наконец он решил, что готов, – правда, свитер почему-то наделся задом наперед. Он помнил, что его резиновые сапоги стоят в кухне рядом с мойкой – по счастью, их вынули сразу, как только принялись распаковывать вещи.

От луны в комнате было светло, почти как днем, и он впервые смог как следует оглядеться вокруг. Пугавшие его в темноте странные выступы и тени исчезли, и оказалось, что это просто комната, самая что ни на есть обыкновенная. Дверная защелка была высоко, и, чтобы отпереть дверь, ему пришлось подставить стул и забраться на него.

Крадучись он спустился вниз по узкой лестнице. В кухне было по-прежнему темно, но он, повинуясь какому-то инстинкту, безошибочно направился к мойке, где в углу, словно дожидаясь его, стояли резиновые сапоги. Он надел их. За мойкой находилась кладовая, или, точнее сказать, стенной шкаф, и его дверца была приоткрыта. Должно быть, мать в сердцах забыла его запереть. Прекрасно сознавая, чем ему это грозит, Бен взял с полки последнюю, припасенную на завтрак буханку хлеба и затем повторил всю операцию со стулом и защелкой у наружной двери, только тут еще надо было отодвинуть засовы. Если родители услышат, все пропало. Он слез со стула. Дверь открыта, можно идти. За порогом его встретила светлая, лунная ночь, и сама луна, большая и круглая, ласково смотрела на него с высоты, а на лугу, который теперь был не зеленый, а серебристо-белый, его дожидались самые прекрасные и гордые существа на свете.

Тихонько, на цыпочках – только снег чуть похрустывал под сапогами – Бен прошмыгнул по дорожке к уже знакомой калитке и поднял щеколду. Она звякнула, и этот звук, видимо, встревожил ночных гостей. Одна мамаша подняла голову, прислушиваясь, и, хотя она ничего не сказала, ее тревога, наверно, передалась отцу, и он тоже беспокойно повел головой. Они смотрели на Бена и ждали, что он будет делать. Бен догадался: они надеются, что он принес им еще что-нибудь; у них ведь не было с собой никакой еды, а того, что он им оставил, конечно, не хватило, чтобы наесться досыта.

Он медленно стал приближаться к ним, держа в протянутых руках буханку хлеба. Наблюдавшая за ним мамаша поднялась на ноги, за ней встали и дети. Глядя на них, один за другим начали подниматься остальные, и скоро вся небольшая компания была на ногах; сна как не бывало – казалось, они ждали только команды, чтобы снова тронуться в путь. Никто не стал брать у Бена хлеб. Наверно, им было неудобно попрошайничать. Они не знали, что он угощает их от чистого сердца, а заодно хочет досадить родителям. Разломив хлеб пополам, он подошел к самому младшему, ростом разве чуть повыше его самого, и протянул ему полхлеба. Он был уверен, что теперь-то они поймут.

Малыш-верещатник шагнул вперед, взял хлеб и, съев все до последней крошки, с любопытством посмотрел на Бена. Потом он мотнул головой, откидывая челку, которая падала ему на глаза – маленький дикарь был страшно лохматый и нечесаный, – и оглянулся на мать. Она ничего не сказала, даже не шелохнулась, и Бен, осмелев, протянул ей оставшиеся полхлеба. Она взяла. Бену нравилось, что они молчат, – так ему было спокойнее и проще: что-что, а молчание он понимал, ведь он и сам всегда молчал.

Мамаша была золотисто-рыжая, ее лохматый сынишка тоже; другой малыш, постарше, был темный. Бен не мог разобрать, кто кому кем приходится: похоже, была там еще одна мамаша, а может быть, тетка, она стояла рядом с отцом; а чуть поодаль он обнаружил бабку – тощая, седая, она ни на кого не обращала внимания и обреченно смотрела на снег; видно было, что она предпочла бы погреться у жаркого огня. Бен задумался: отчего они ведут бродячую жизнь? Почему мотаются по белу свету, а не сидят себе спокойно дома? Ведь они не воры, в этом он был теперь абсолютно уверен. Какие же они воры!..

Тут отец подал какой-то сигнал и, ни на кого не глядя, медленно, величественно направился к дальнему концу луга. За ним двинулись все остальные: малыши бежали вприпрыжку, радуясь, что можно еще поиграть; старая бабка ковыляла в хвосте каравана. Некоторое время Бен смотрел им вслед, затем обернулся на спящий дом позади – и решение было принято. Он не хотел оставаться с родителями, которые его не любили. Он хотел уйти с красавцами-верещатниками.

Бен кинулся бежать по хрустящему снегу вдогонку за теми, с кем он отныне решил жить одной жизнью. Старая бабка оглянулась на шум, но, похоже, она ничего не имела против его присутствия. И Бен побежал дальше, пока не нагнал ту золотисто-рыжую мамашу с растрепышем-сынком, которая понравилась ему больше других. Когда он поравнялся с ней, она приветливо кивнула ему, словно подтверждая, что теперь он принят в их компанию. Бен то шел, то бежал по снегу, стараясь не отставать от нее. Отец был по-прежнему впереди всех и вел их прямо к холмам; он умел каким-то чутьем выбирать дорогу, обходя самый глубокий снег стороной. Он держался вдоль наезженной колеи, которая шла между снежных наносов, и вскоре вывел их на гребень холма, откуда открывались широкие вольные просторы. Знакомый луг остался далеко внизу и уже был едва различим. Вскоре он и вовсе скрылся из виду. Здесь было пустынно и дико – ни домов, ни людей, только ярко светила луна. От быстрого подъема в гору Бен согрелся, да и спутники его разгорячились: изо рта у всех шел пар, словно струйки дыма в морозном воздухе.

Куда теперь? Все вопрошающе смотрели на отца, ожидая его решения. По-видимому, он сам раздумывал, куда направить путь. Он посмотрел направо, затем налево и решил пройти дальше вдоль гребня. Он снова первым тронулся с места, и все семейство послушно потянулось за ним.

Дети начали понемногу отставать – сказывалась усталость, – и, желая ободрить их, Бен принялся скакать и прыгать, позабыв о синяках на спине. От внезапной боли он вскрикнул, и, услышав его крик, рыжеволосая мамаша вздрогнула, повернулась и, обеспокоенно глядя на него, заговорила. Наверно, она спрашивала, что с ним. Бен не понимал ее языка. Но, должно быть, по звукам, вырывавшимся из его горла, она догадалась, что ему больно идти, потому что она молча отвернулась и слегка замедлила ход, приноравливаясь к его шагам. Бен с облегчением перевел дух. Ему не хотелось ковылять позади всех, со старой бабкой.

Гребень холма вывел их на заброшенную проселочную дорогу, по бокам которой высились снежные сугробы, и тут отец остановился, словно прикидывая, не пора ли сделать привал. Он устремил взгляд на белые дали и цепочку холмов на горизонте и долго стоял не двигаясь. Бен видел, что он сосредоточенно думает о чем-то – сам, ни с кем не советуясь. Мамаши, немного потоптавшись вокруг, выбрали удобное местечко, где можно было устроить детей, – прямо на земле, с подветренной стороны обледеневшего сугроба. Только бабка беспокойно переминалась с ноги на ногу и все никак не могла угомониться. Видно, ей было холодно – ночь выдалась морозная. Бен тоже не знал, что делать. Ноги у него гудели, и он чувствовал, что устал не меньше, чем старая бабка. Он смотрел, как дети один за другим укладываются спать на утоптанном снежном пятачке. Если они могут так спать, подумал он про себя, то и я, наверно, смогу. Правда, они привыкли спать на земле, а я еще нет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация