И он сдержал свое слово. Уже приближалась полночь. В свете фонаря, который он нес с собой, танцевали надоедливые комары, однако он непоколебимо продолжал свой патрульный обход. Из темноты слышалось пение цикад, становившееся то тише, то громче. Воздух был свежим. От резкой вони гари, которая ранним вечером отравляла местность к юго-востоку от Хоултауна, ничего уже не осталось. То, что не смыл дождь, развеял ветер.
Внезапно со стороны хижин, где жили рабы, донеслись необычные звуки. Уильям резко остановился. Прислушавшись, он различил возбужденные голоса, а потом раздался какой-то сдавленный крик. Он бросился бежать туда и уже через несколько мгновений был возле хижин.
Мужчина крепкого телосложения, похожий на быка, выволок старого Абасса и привязал его к дереву. Это был Гарольд Данмор. Он ловкими движениями размотал свою плеть, в то время как остальные чернокожие стояли чуть поодаль и смотрели на него расширенными от ужаса глазами. Однако кожаная плетка лишь один раз попала по Абассу, а затем раздался выстрел. Глина под ногами Данмора разлетелась грязными брызгами, несколько кусков грязи взлетели так высоко, что сбили шляпу с его головы.
– Бросьте плеть на землю, Данмор, – холодно произнес Уильям, опуская пистолет.
Данмор резко повернулся к нему. Его глаза на измазанном сажей лице дико вращались, он, как безумный, скалил зубы, и Уильям с содроганием понял, что этот человек не совсем в своем уме. Смерть сына и потеря рабов, а также последнего урожая, очевидно, свели его с ума. Однако затем его искаженное злобой лицо разгладилось, а взгляд стал вполне осмысленным. Лишь глаза его как-то неестественно горели, и Уильям даже отшатнулся. Данмор уронил плеть на землю и схватился за пистолет, который висел у него в чехле на поясе.
– Ты напрасно потратил свой порох, – издевательски сказал он. – Тебе не повезло, что ты плохо прицелился.
Уильям еще раз взвел курок своего пистолета и направил его на Данмора.
– Я никогда не промахиваюсь, – совершенно спокойно произнес Уильям. – Будьте уверены, что от следующего выстрела прольется кровь. Мое оружие – самое лучшее из того, что умеют сейчас делать оружейники, потому что у этого пистолета два ствола и каждый из них стреляет так же хорошо, как и другой.
Лицо Данмора вновь исказилось. Он стоял, опустив руки. Его кулаки судорожно сжимались и разжимались. Озлобленный и отчаявшийся, он сейчас походил на загнанного хищного зверя, который не может решить, что ему делать – нападать или убегать. В конце концов он не сделал ни того, ни другого и стал объяснять, почему оказался здесь.
– У меня есть веская причина предполагать, что тут, на твоей земле, прячутся мои чернокожие. – Он указал подбородком на связанного старика. – Если бы ты так грубо не прервал меня, я бы уже выбил из него правду. Ты не мог не заметить, что это один из тех черных, которые будоражат других рабов своими странными заклинаниями. Этот старик – зачинщик бунта, и я не сомневаюсь, что ему известно, где спряталась вся банда.
– Где бы ни были ваши рабы, на моей земле их точно нет, – ответил Уильям.
– Чтобы установить это, сначала нужно как следует допросить старика!
– Я уже один раз предупреждал вас, чтобы вы не прикасались к моей собственности, – оборвал его Уильям. Кивнув, он приказал рабам: – Отвяжите Абасса и обработайте ему раны.
Теперь среди них появился и надсмотрщик. В распахнутой рубашке, открывающей тучное бледное тело, в кое-как подвязанных штанах, он с убитым видом смотрел, как Уильям целится из пистолета в Данмора.
– Что случилось? – тяжело дыша, срывающимся голосом спросил он.
– Наш гость как раз собирался уходить, – с подчеркнутым спокойствием сказал Уильям.
Гарольд Данмор поднял свою шляпу и стряхнул с нее грязь.
– Можешь не сомневаться, я все равно их найду. Я тебя знаю с тех пор, когда ты был еще мальчиком, Уильям Норингэм, и я, конечно, не дам тебе сделать из меня дурака. Если хотя бы один из моих рабов прячется в Саммер-Хилле, я сумею взять тебя за горло.
– Исчезните. – Уильям поднял оружие. – Или же я прикажу своему надсмотрщику, чтобы он гнал вас отсюда вашей же собственной плетью.
– Ну, это мы еще посмотрим. – Данмор хотел нагнуться, чтобы схватить свою плеть, однако Уильям успел прыгнуть вперед и оттолкнул ее ногой. Он упер ствол пистолета в грудь Данмора и оттеснил его назад.
– Прочь с моей земли! – решительно произнес он.
Надсмотрщик поднял плеть и щелкнул ею.
Данмор наконец-то подчинился приказу Уильяма. Он резко повернулся, поднял свой фонарь, который перед этим поставил на землю, и широким шагом пошел прочь.
В последующие дни на плантациях в центральной части страны обстановка оставалась спокойной, опасность распространения восстания рабов, казалось, пока что миновала. Однако беглых рабов так и не удалось найти – они как сквозь землю провалились, не оставив после себя ни единого следа. Однажды несколько долговых работников якобы видели их севернее Спайтстауна, а в другой раз один из плантаторов в Санкт-Эндрю вроде бы видел, как они пробирались по лесам, но все усилия высланной туда поисковой группы были тщетны.
Постепенно жизнь вернулась в будничную колею, люди, как и прежде, занялись своими повседневными делами. Для них было очевидно, что восстание носило локальный характер, а его причина заключалась в том, что Гарольд Данмор слишком жестоко обращался со своими рабами. В конце концов, бунт вспыхнул на его плантации, затронув ближайших соседей, и затих в тот же день. Всем было известно, что Гарольд всегда слишком поспешно хватался за плетку и даже собственноручно забил до смерти нескольких своих рабов, а его надсмотрщик был еще худшим живодером, который получал удовольствие, истязая людей.
Нечто подобное было известно о двух других хозяевах плантаций, чьи семьи и поля стали жертвами беглых чернокожих. Эти два плантатора издевались над своими рабами, часто даже просто так, ради удовольствия. С этой точки зрения, по убеждениям множества плантаторов, волею судьбы такое случилось именно с этими хозяевами. Некоторые из них открыто насмехались над Гарольдом Данмором, поскольку он слишком возгордился своими успехами. Элизабет во время воскресной мессы заметила несколько злорадных взглядов, брошенных в сторону ее свекра.
После пожара он почти все время занимался только тем, что закупал строительные материалы, инструменты, а также новых слуг и рабов, чтобы восстановить Рейнбоу-Фоллз. Он работал как одержимый и никогда не жаловался. Приступы бешенства у него стали несколько реже. Он всего лишь один-единственный раз раскричался в доме, узнав, что одна из служанок принесла Марте ром уже ранним утром, однако, прежде чем он успел избить служанку, Элизабет вступилась за нее, сказав:
– Девушка ни в чем не виновата. Она всего лишь выполнила приказ. Марта уже скоро снова придет в себя, однако пока она нуждается в успокоительных средствах. Я раздобуду немного лауданума, он поможет ей лучше, чем ром. И я лично позабочусь о том, чтобы она не принимала его слишком много, хорошо?
