— Конечно. — Пиджак, от которого сладко пахло леденцами, Райдо передал Нату. А вот жилет отправился на пол, пусть пол этот не отличался чистотой.
— Здесь стояла модель «Шеннон»… — Джон Талбот остался в тонкой рубашке, которая успела пропотеть и прилипла к спине.
В доме холодно, а он мокрый. И похож на взъерошенную мышь, точнее мыша…
— …устаревшая несколько, но мой отец считает, что классика не стареет… а вот наполнение… наполнение по особому проекту… специальный заказ.
Он приник к стальной стене и нежно провел по ней ладонью. Тонкие пальцы Талбота замерли.
— Только две такие комнаты… точнее, в теории существует и вторая… по подобию ее эту исполнили, но та, вторая, которая на самом деле первая, если технически брать, она скорее легенда…
Его пальцы ласкали металл. С нежностью. С противоестественной страстью, наблюдать за которой Райдо было неудобно. Он не смотрит — подсматривает за чем-то в высшей степени интимным.
— А здесь… каждая ячейка имеет собственный замок… мои будут несколько надежней… и меньше по размеру, а эти… коды нужны.
Он трогал. И убирал руку. Отступал. Подходил вновь, касаясь стали то требовательно, то робко. И Райдо мог бы поклясться, что металл слышал Талбота.
Всего лишь человек?
— На каждую ячейку — свой… семь кругов, во внешнем — тридцать две буквы. Во внутреннем — десять цифр. И между ними… взломать путем подбора комбинации почти невозможно.
Талбот обернулся. Его глаза горели… или не совсем верно: просто было в них что-то, что заставило Райдо отступить, поверив, что человек этот ненормален.
— Почти… но если осторожно… у каждого замка есть собственный голос. — Он присел на корточки и провел пальцами по грязному полу, оставляя на побелке след. — Каждый замок желает рассказать о своей маленькой тайне и быть услышанным. А я очень хорошо умею слушать.
Талбот положил на колени трость, которая вдруг распалась на отдельные элементы, хотя до того выглядела цельной, если не сказать — литой.
— Жаль, что панель унесли, — сказал он почти нормальным голосом. — С ней было бы проще.
— Может, — Райдо тряхнул головой, избавляясь от наваждения, — сначала обед?
Джон Талбот покачал головой и, достав из трости тонкую отмычку, признался:
— Пока не открою, кусок в горло не полезет… там же тайна!
Тайна.
И за эту тайну уже четверо поплатились жизнью, не считая хозяев дома. И пускай этих четверых не жаль, но пятым Райдо становиться не желает.
— Тогда мы вас оставим. Ийлэ? Идем? Или ты…
— Нет.
Отвернулась. И глаза подозрительно блеснули. Нет, это не слезы, не умеет она плакать. Не будет. Но лучше увести отсюда.
— Поговорим? — предложил Райдо.
Быть может, момент не самый удобный, а может статься, что и наоборот.
Джон Талбот остался в сейфовой комнате, среди остатков побелки, ошметков обоев, перед стальной стеной, в которой пустота.
Вскроет?
Скорее всего… и пустоту обнаружит.
И Райдо наверняка расстроится… не разозлится, он — другой.
Или тот же?
Ийлэ исподтишка разглядывала сосредоточенное лицо его, пытаясь угадать, настоящее ли оно. Но ведь не тронет. Сейчас точно не тронет, потому что собственная жизнь дороже золота.
— Идем. — Райдо вел ее, держа за руку и шагом быстрым, так, что приходилось почти бежать. Хорошо, когда бежишь, нет времени думать о… о всяком.
Дверь в кабинет, прежде отцовский, но изменившийся.
Панели вот остались прежними, и тот гобелен с охотой… и еще бронзовый лев, подаренный кем-то. Лев отца премного раздражал, поскольку был огромным и исполненным грубовато, а вот Райдо он наверняка по душе придется. Они со львом похожи.
— Присаживайся. — Он сам усадил Ийлэ в кресло. И подушечку подал, которой в кабинете точно не место было, но взялась же она откуда-то, бело-розовая, зефирная, украшенная широкой лентой и парой атласных бантов. — Тебе удобно?
— Да.
— Врешь ведь. — Он сунул подушечку в руки. — Ийлэ, я знаю, что ты не хочешь говорить о прошлом, что вспоминать тебе неприятно. И в ином случае я не стал бы спрашивать, но…
Райдо ущипнул себя за ухо и сел. Не в кресло по ту сторону огромного стола, но на пол, у самых ног. И смотрел теперь снизу вверх и выглядел почти безопасно.
— Но я должен знать, что случилось в тот день, чтобы защитить вас. Понимаешь?
Промолчать. Он ведь не будет настаивать. И не отвесит затрещину, если покажется, что Ийлэ медлит с ответом. И сбежать позволит, что в комнату свою, что на спасительный чердак.
Только Ийлэ не готова всю оставшуюся жизнь бегать.
— Я… — Она облизала пересохшие губы. — Я их не убивала.
— В этом я не сомневаюсь.
— Почему?
Райдо усмехнулся. Ему идет улыбка, делает его мягче, хотя он и без того мягкий и только с виду грозный такой.
— Ну… хотел бы сказать, что ты не похожа на убийцу, но подозреваю, что это будет слабым аргументом. Если же серьезно, то, полагаю, их отравили. А тебе просто неоткуда было взять яд. Допустим, он был где-то в доме, скажем, спрятан… и у тебя получилось его изъять, тогда возникает вопрос, куда его добавить. На кухню тебя не допускали, верно?
Ийлэ кивнула.
— И к еде, полагаю, тоже…
Он дождался второго кивка.
— Нет, яд использовал кто-то, кто точно знал, куда и когда его добавлять. А когда — это не менее важно, чем куда. Он положил всех троих. Уцелей хоть кто-то… — Райдо вновь ущипнул себя за ухо. — Нет, тогда история сложилась бы иначе. — Он вздохнул и добавил: — Все очень точно рассчитали. Настолько точно, что это меня пугает. С кем они должны были встретиться?
— Не знаю.
— Ийлэ!
— Я и вправду не знаю. — Она поджала ноги и вцепилась в треклятую подушку. — Или думаешь, что меня ставили в известность? Да я… они вспоминали обо мне, только когда…
— Ийлэ, — произнес он мягче, — пожалуйста, подумай… просто подумай… вспомни тот день. Сможешь?
А разве у нее есть выбор? Есть. Райдо примет его. И тем сложнее его сделать.
— Я буду здесь. — Он протянул руку. — Это просто память…
Наверное.
— Я закрою глаза, да?
— Как хочешь.
— Закрою. Так вспоминается легче. Я раньше всегда, если хотела вспомнить что-то действительно важное, глаза закрывала… и теперь вот… я не боюсь, ты не думай.
— Не думаю.
— Просто… неприятно.
— Знаю.
