Рыжая? Когда-то, возможно, ее волосы были рыжими и, быть может, яркими, но с той поры они поредели, поседели, и женщина подкрашивала их хной. Лицо пудрила. Пудра, смешавшись с кровью, спеклась в уродливую маску.
— Он был очень зол, — сказал Райдо, отводя взгляд от этого лица, на котором он увидел недоумение. — Сначала ударил в живот…
Белый и дряблый… Раскромсанный.
— Ей было больно… она кричала… или… — Райдо наклонился к трупу и, преодолев брезгливость, сунул пальцы в рот. Он не без труда развел челюсти и вытащил изо рта мертвой шлюхи серый ком. — Вот… он закрыл ей рот кляпом. Сунул в рот и ударил… ей было очень больно… отбивалась… посмотрите, все руки в порезах. Он был сильней и дальше, после первого удара, просто бил…
Шериф слушал молча. Он ведь и сам прекрасно прочел все по ранам.
— А потом, когда она умерла, он ее и выпотрошил. Нашли внутренности?
— Там же бросил. — Шериф тяжко вздохнул. — Думаете, это тот, который Дайну…
— Скорее всего…
— Ей он горло, а тут…
— С перерезанным горлом быстро отходят, а вот эта рана… — Райдо надавил на края, заставляя ее раскрыться. — Человек протянет довольно долго.
Он отступил от трупа и тряпку, протянутую шерифом, принял.
— Я не уверен, что она была мертва, когда…
Пальцы Райдо оттирал не столько от крови и грязи, сколько от запаха, радуясь тому, что кусок ветоши пропах формалином, как и сама эта комната, полуподвальная и темная.
— И предположений о том, кто бы это мог быть, у вас тоже нет. — Шериф смотрел не на тело — на Райдо.
Подозревал? Ну да, кого еще, если не чужака? Выходит, и вправду хорошо, что Нат именно этой ночью вздумал свою девицу похитить, иначе на него бы повесили.
— Предположения? — Тряпку Райдо вернул шерифу. — Да какие у меня могут быть предположения?
— Ну… мало ли… вдруг учуяли чего?
— Она ведь там изрядно пролежала, верно?
— Ну, пару часов точно…
Пара часов на морозе, на дыму. И ветер опять же, но будь дело только в этом, Райдо попробовал бы найти следы, но запах крови прочно перебивал все иные.
— На место глянуть не желаете? — предложил шериф без особого энтузиазма.
— Желаю.
На улице запах крови растворился среди иных.
Аромат свежей выпечки и, кажется, кофе. Табака, терпкого и сладкого, который шериф носит в кисете, а кисет сжимает в кулаке, и наверняка это его успокаивает.
— Это все война, — сказал он, вдыхая холодный воздух. — Она людей изуродовала…
— Думаю, для некоторых война — просто удобный предлог. Например… — Райдо кивнул в сторону управления, — та женщина умерла не из-за войны, но потому, что кто-то ошалел от крови.
Он потер переносицу.
— Может, и так, — не стал спорить шериф. — Пройдемся. Тут если пешочком, то недалече. Городок маленький…
…тесные улочки сплелись причудливым лабиринтом. Они раздваивались и снова сливались, перетекали друг в друга каменными ручьями, берега которых изменялись.
Чем дальше от центра, тем грязней. И под ногами хлюпает уже не снежное месиво, но помои. Окна домов заколочены, и дощатые щиты смотрятся заплатами на грязной черной ткани.
Кто-то смеется.
Кто-то плачет… орет… и снова плачет, но тоненько и надрывно, так, что сердце разрывается…
— Там работный дом. — Шериф остановился, указав на очередное черное строение, ничем-то среди иных не выделявшееся. — После войны много сирот стало… вот и учат…
Райдо стиснул зубы.
Ему нет дела до чужих детей. Наверное, нет. Не он начал войну, не он убивал… нет, он убивал, конечно, но вряд ли их родителей. Псы воевали с альвами, а люди с людьми.
Так уж получилось, но…
…он запомнит этот дом. И заглянет.
Позже.
Запах крови Райдо ощутил сквозь смрад, висевший над этим переулком.
Темно.
Крыши домов почти смыкаются. Меж ними протянулись бельевые веревки, на которых полощутся влажные простыни. Они выглядят столь грязными, что у Райдо возникает ощущение, что и веревки эти, и сами простыни висят здесь не первый год.
Черная земля. Огрызки. Ошметки тряпья. Дохлая осклизлая крыса вытянулась посреди лужи.
— Тут ее нашли, — шериф указал на кучу мусора. — В углу лежала…
— Как лежала?
— На спине.
Он обошел Райдо, наклонился, точно пытаясь разглядеть в этом мусоре что-то важное.
— На спине. И руки сложены… вот так. — Шериф скрестил руки на груди. — Глаза ей еще закрыл…
Все более странно…
— На мертвую он не злился.
— С чего вы решили? — Шериф присел на корточки и, вооружившись осклизлой палкой, которую Райдо и в руки взять бы побрезговал, принялся ковыряться в сопревших листьях, огрызках, тряпье и чем-то, не поддающемся узнаванию.
— С того, что он ее не бросил. Потратил время. Сначала убил… на это ушло минуты полторы. Выпотрошил, а потом, вместо того чтобы уйти, пока его не заметили, он возится с трупом. Укладывает… руки… — Райдо остановился, вспомнив еще кое-что, что не бросилось в глаза сразу. — Ее волосы… они были такими?
Шериф хмыкнул:
— Тоже, значит, заметили. Нет, не были. Бесси со щеткой не особо ладила, а этот расчесал. И скажите мне, господин Райдо, чего бы это могло значить?
— Понятия не имею.
— Вот и я… — Шериф пнул дохлую крысу. — Не имею. Но видится мне, что вы были правы… и это только начало… вот же… на мою голову…
Почему-то вспомнился Альфред.
И заяц.
И запах крови… и, наверное, Альфред мог бы убить, не столь уж велика разница между зайцем и старой шлюхой…
Нет, чушь. Совпадение. От шерифа вон тоже кровью пахнет. И от доктора, помнится… да и городок этот не столь уж мал, если разобраться… любой мог.
Или не любой?
Нынешняя женщина… скорее всего, ее с убийцей не связывало ничего, кроме его ярости. А вот Дайна… Дайна — не случайная жертва… первая… первая, кто довел его до грани. И показал, что убивать — не страшно.
От собственных мыслей Райдо стало неуютно.
— Знаете, — шериф задрал голову, уставившись на простыни, которые вяло шевелились на сквозняке, — а до войны это был мирный спокойный город. Куда что подевалось?
И Райдо не отказался бы узнать.
Что ж, если уж он застрял в этом городке, то следует заглянуть еще в одно место. Глядишь, заодно и о Бесс узнает. Не только о Бесс.
Райдо ушел.