Нира не желает понимать такого!
— Но тут появился Бран. Он вообще скотиной был еще той… я не знаю лично, но слышал много… и от Райдо тоже. Бран первым успел, только вот альв оказался шустрей и спрятал саквояж. Его допрашивали… и Бран погорячился. Альв помер… жена его тоже… осталась Ийлэ.
Страшно. Нира вдруг представила, что это не Ийлэ, но она, Нира, осталась. Родители умерли. А в доме сокровище, которое нужно всем. И за сокровище это убьют любого.
— Но она ничего не знала… ее допрашивали, допрашивали… без толку… шериф решил, что она просто не хочет отдавать Брану. Из упрямства там или месть какая… главное, что он сообразил, что без нее до клада не добраться… ну и… и сделал так, чтобы Бран помер. А она сбежала… он надеялся, что найдет ее легко. Пригреет. Разговорит. Сделку там предложит. Все равно бы в живых не оставил…
Нира осторожно коснулась холодного плеча.
— Прости, пожалуйста.
— За что?
— За то, что не поверила тебе. Ты говорил, что надо подождать, а я… — Нира сглотнула. — Я едва… и Альфред… извини.
Она прислонилась к его плечу.
— И ты меня. — Нат наклонился и потерся носом о ее шею. — Я неправильно все объяснил. Если бы правильно, ты бы поняла.
И послушала бы. Не стала бы убегать… а если бы не Альфред, если бы Нира попалась кому-то другому?
— Они испугались, когда ничего не вышло. Три трупа, а Ийлэ нет. И сокровищ тоже нет. Я так думаю, что они решили, будто Ийлэ их с собой забрала. Это довольно логично… шериф разозлился… но испугался тоже, потому как все-таки три трупа. И то, что следствие будет, он знал. Поспешил все спрятать… ремонт вот сделал… не ради Райдо, а чтобы комнату скрыть. У него получилось.
И все равно… это же как сказка, только страшная. Сказка не должна быть правдой.
— Мне жаль, — тихо сказала Нира.
Жаль и всех сразу. Родителей Ийлэ. Ее саму. И шерифа тоже, того, которого Нира помнит. Райдо. И Ната. Он ведь не просто так появился здесь сейчас.
— Они все затаились и сидели тихо-тихо.
— Пока не появились вы с Райдо.
— Пока не появилась Ийлэ, — поправил Нат. — А мы с Райдо… ну да, появились. Только он умирает, а я совсем еще… молодой. Дайну поставили приглядывать. Она и доносила. Райдо сильно пил… ему больно было все время, вот он и пытался боль заглушить хоть как-то. Он ничего не искал, не расследовал… а тут вдруг Ийлэ. И без сокровищ. Они ведь решили, что если сокровища при ней, если сбежала с ними, то устроилась бы… с деньгами везде устроиться можно. А она тут.
— Тебе не холодно?
— Что? А, нет, нормально. Я привык.
— Заболеешь.
— Заболею, — согласился Нат, выворачиваясь. — А ты меня лечить станешь. Куриным бульоном.
— И касторкой.
…в целебную силу бульона отец никогда не верил.
— Лучше бульоном. А вообще мы редко болеем, разве что раненые только…
— Хорошо, что редко. — Нира погладила острое плечо, шершавое даже на ощупь. — Она вернулась, и все поняли, что сокровищ у нее нет?
— Точно. И у нас с Райдо нет. И значит, они где-то в доме… дом ведь обыскивали. Не так, как мы с Джоном, но все равно хорошо. Но не нашли… без нее не нашли. И решили ее забрать. Райдо сразу понял, что тут все гнилое… и что надо осторожно… он бы к особистам обратился, только нельзя. Ийлэ отобрали бы. А она ему самому нужна была. Не подумай, он ее не обижал. Он ее любит, хотя она и альва.
Альва.
А Нира — человек. И выходит, что если можно любить альву, то и человека тоже…
— И пришлось самому… потихоньку. Понимаешь, пока он слабый и больной и вроде как помирает, то трогать побоятся. Твой отец… он был уверен, что Райдо вот-вот умрет. И зачем убивать того, кто болен? Дайна приглядывала… они мешали друг другу. Твой отец, шериф… Альфред. Шериф думал, что он самый умный, что раз знает чужие тайны, то его будут слушать и бояться. Альфред боялся. Только такие, как он, из-за страха на многое способны… и Альфреду бояться надоело. Он присматривался. Ждал. Он бы поддержал шерифа, если бы у того был шанс… но шанса не было. И Альфред решил помочь Райдо… не просто так.
— Амнистия?
Кислое слово, какое-то… неприятное. Как весь разговор. И надо, чтобы он закончился, если Нира попросит, то Нат замолчит и никогда больше не вспомнит о том, что… но она не попросит.
Она ведь хотела знать все, не так ли? Она просто не понимала, насколько болезненным может быть знание.
— Амнистия… не только ему, но и… с ним люди… он не стал бы вытаскивать совсем отморозков. Райдо говорит, что вряд ли многим нравилось делать то, что они делали. Но никому не хочется умирать… а сегодня многие умрут.
— Те, кто…
— Думают, будто дом открыт.
Нат замолчал. И Нира сидела тихо-тихо… больше говорить было не о чем. Где-то далеко запричитала кукушка, и Нира загадала, что сколько раз та отзовется, столько лет они с Натом проживут. В мире и согласии. В мире… Если ему, конечно, не будет противно жить с такой, как Нира… после всего, что он рассказал, ему должно быть противно… и ему бы уйти, подыскать благовидный предлог и уйти… а он сидит.
— Скоро все закончится. — Нат нашел в темноте ее ладонь. — И мы вернемся. Если ты захочешь…
— А ты… ты хочешь?
— Возвращаться?
— Жить со мной. Дальше. — Нира попыталась высвободить ладонь. — После всего, что… ты говоришь, что мой отец убивал тех женщин, а Мирра… мама… остальные люди… они… и я тоже человек…
С каждым словом она повышала голос, пока не поняла, что кричит. Было так… больно? И обидно. Горько, точно ее, Ниру, обманули, уже давно, пожалуй, когда она только-только появилась на свет и решила, что свет этот чудесен. Не чудесен.
— Как ты можешь сидеть вот так, со мной?
— Почему нет? — Нат руку отпустил, но лишь затем, чтобы обнять. — Ты ведь ничего плохого не сделала. И вообще я тебя люблю. Я даже книжку о любви прочитал, чтобы наверняка знать. Две. Правда, там какая-то муть, но это же книги, а тут по-настоящему.
— Любишь?
— Люблю, — подтвердил Нат. — И буду любить. Райдо говорит, что мы вообще сильно привязываемся.
— Нат…
— Да?
— Если ты еще раз на него сошлешься, я тебя ударю.
— За что?
— Просто так. — Нира всхлипнула, но горечь исчезла. И мир… он ведь не нарочно так. Мир, если разобраться, совершенно ни при чем.
Он живет себе. Весну встречает. И ветреница вот расцвела белоснежным ковром, и пахнет то ли ветреницей, то ли ветром, заплутавшим в соснах. Живицей. Лесом. И дышать-то хочется полной грудью.
Плакать тоже.
Смеяться.