– Он, э, наблюдает из своего экипажа, – сказал Пони, нервно глядя на Мокрица.
– Раз все собрались, господин Тупс вручит вам обоим по экземпляру послания, – сказал аркканцлер. – Господин Тупс?
Им дали по свертку. Мокриц развернул свой и рассмеялся.
– Но это же книга! – воскликнул Пони. – Вся ночь уйдет на то, чтобы перевести ее в код. Тут еще и диаграммы!
Ну что же, поиграем, подумал Мокриц. Быстрым, как бросок кобры, движением он выхватил книгу у растерянного Пони, быстро пролистал, схватил несколько страниц и разом вырвал их под оханье толпы.
– Прошу, господин Пони, – сказал он, вручая ему страницы. – Вот оно, ваше послание! Страницы с семьдесят девятой по сто двадцать восьмую. Мы доставим вашу книгу, и получатель сможет вложить в нее эти страницы позднее, если они дойдут! – Он почувствовал на себе недовольный взгляд профессора Пельца и добавил: – Я уверен, что книгу подправят и она станет как новая!
Это был глупый жест, но широкий, зрелищный, веселый и жестокий, а Мокриц хорошо знал, как обратить на себя внимание толпы. Господин Пони попятился назад, сжимая в руках вырванные главы.
– Я не то имел… – попытался он, но Мокриц перебил его.
– В конце концов, наша карета слишком велика для такой маленькой книжки.
– Просто чтобы перевести рисунки в коды, нужно столько времени… – запротестовал господин Пони. К таким вещам он не привык. Механизмы с ним никогда не пререкались.
Мокриц изобразил на лице искреннее беспокойство.
– Действительно, нечестно, – сказал он и повернулся к Думмингу Тупсу. – Тебе не кажется, что это нечестно, господин Тупс?
Волшебник удивился.
– Но когда они все закодируют, оно уже через два часа будет в Орлее!
– И все же, я настаиваю, – сказал Мокриц. – Нам не нужно нечестное преимущество. Джим, слезай, – крикнул он вознице. – Дадим кликам фору, – он повернулся к Думмингу Тупсу и Пони с самой честной услужливостью на лице. – Часа будет достаточно, господа?
Толпа взревела. Боги, как же я хорош, подумал Мокриц. Как я хочу, чтобы этот момент никогда не заканчивался…
– Господин фон Липвиг! – позвали из толпы. Мокриц посмотрел туда и увидел журналистку.
– А, госпожа Сахарисса! Карандаш наточила?
– Ты в самом деле собрался ждать, пока «Гранд Магистраль» не обработает свое послание? – спросила она, смеясь.
– Конечно, – сказал Мокриц, ухватившись за лацканы своего искрящегося сюртука. – Мы на Почтамте честные люди. Кстати, могу ли я воспользоваться возможностью и рассказать о нашей новой капустной марке?
– А ты не слишком далеко зашел?
– Планирую дойти до самой Орлеи, уважаемая! Я уже сказал, что марка со вкусом капусты?
Мокриц так разогнался, что уже не мог остановиться. Здесь было его сердце: он танцевал на краю пропасти, сочиняя мир на ходу, заставляя людей прислушаться к его словам и измениться. Ради этого он подкладывал стекло взамен бриллиантов, позволял картам порхать в его пальцах, с улыбкой стоял перед банкирами, изучающими поддельные чеки. Он жаждал этого чувства – неприкрытого, неподдельного восторга, когда идешь по самой кромке…
Хват Позолот проплыл по толпе, как акула среди мелкой рыбешки. Он посмотрел на Мокрица подчеркнуто бесстрастным взглядом и повернулся к господину Пони.
– Какие-то проблемы, господа? – спросил он. – Время идет.
В тишине, нарушаемой лишь редкими смешками из толпы, Пони попытался совладать с ситуацией и все объяснить.
– Понимаю, – сказал Позолот. – Тебе нравится шутить над нами, господин фон Липвиг? Уверяю тебя, мы в «Гранд Магистрали» ничем не рискуем, если ты отправишься в путь прямо сейчас. Мы можем себе позволить эти пару часов.
– О, разумеется, – ответил Мокриц. – Если тебе от этого будет легче.
– Еще как будет, – отрубил Позолот. – Чем дальше ты будешь отсюда, господин фон Липвиг, тем лучше.
Мокриц услышал намек, потому что ждал его. Позолот вел себя рассудительно и подобающе, но его глаз напоминал шарик темного металла, а в голосе звучали смертельные нотки.
А потом Позолот спросил:
– Как себя чувствует господин Грош? Меня огорчили новости о нападении на него.
– Нападении? Что ты, господин Позолот, на него доски с потолка упали, – ответил Мокриц. И этот вопрос лишает тебя малейшего права на милосердие.
– О, стало быть, меня дезинформировали, – сказал Позолот. – Теперь буду знать, что слухам доверять нельзя.
– Я передам господину Грошу привет, – сказал Мокриц.
Позолот приподнял шляпу.
– До свиданья, господин фон Липвиг. Желаю всего наилучшего в твоем доблестном порыве. На пути могут встретиться опасные люди.
Мокриц в ответ снял фуражку и ответил:
– Надеюсь в скором времени оставить их позади.
Ну вот, подумал он. Мы все сказали, и милая девушка из газеты думает, что мы добрые приятели или обычные конкуренты, которые стараются быть вежливыми друг с другом. Пора испортить кое-кому настроение.
– До свидания, дамы и господа, – сказал он. – Господин Помпа, будь другом, положи метлу на карету.
– Метлу? – Позолот резко повернулся к нему. – Эту метлу? Со звездами? Ты берешь с собой метлу?
– А вдруг мы сломаемся по дороге, – сказал Мокриц.
– Я протестую, аркканцлер! – заявил Позолот, развернувшись. – Этот человек собрался лететь до Орлеи!
– Ничего подобного, – возразил Мокриц. – Это гнусные инсинуации.
– Так вот почему ты так в себе уверен? – прорычал Позолот. И именно прорычал – вот они, первые трещины на фасаде.
На метле можно лететь с такой скоростью, что волосы сдует. Достаточно сломаться паре башен – а нам ли не знать, что они постоянно ломаются, – и метла обгонит семафоры, еще и потому, что летает она прямо, и ей не нужно следовать за извилистой дорогой, по которой ехали кареты и на которой стояла Магистраль. Магистрали должно крупно не повезти, а человек на метле будет обморожен и, возможно, мертв, но за сутки на метле можно было добраться из Анк-Морпорка до Орлеи. Этого могло хватить.
На лице Позолота застыло злорадство. Теперь-то он знал, что придумал Мокриц.
Кручу-верчу, запутать хочу…
В этом суть любой аферы. Жертва не должна быть ни в чем уверена, но ей можно позволить заблуждаться.
– Я требую, чтобы в карете не было никакой метлы! – заявил Позолот аркканцлеру, что было ошибкой. Нельзя ничего требовать от волшебников. Нужно просить. – Если господин фон Липвиг сомневается в своем средстве передвижения, – продолжал Позолот, – пусть признает свое поражение сейчас!
