Седой махнул рукой, и бармен поплелся делать чай. За ночь его сходство с моржом увеличилось. Причем не просто с моржом, а с тем, что бултыхается в московском зоопарке, отекшим, утомленным и печальным.
Змей смотрел на приятеля со смешанным чувством.
— Все пропил?
— Я не так талантлив, — отозвался Мунлайт. — И половины не спустил.
Перед Сергеем на стойку с тихим стуком опустился граненый стакан в старом металлическом подстаканнике.
Звякнула ложечка. В мутном кипятке плавал, отдавая воде цвет, чайный пакетик. Сверху болталась бледно-желтая долька лимона.
Карташов обвел взглядом помещение занюханных «Ста рентген». Задержался на помятом Мунлайте, уткнулся в стакан с чаем и брезгливо поморщился. Слава богу, терпеть все это осталось недолго.
10
Чай Игрок пить не стал, пригубил только. Мун добил пиво, расплатился с барыгой, и они пошли на выход.
Похмелья не было. А скорее всего, он просто не успел до конца протрезветь. Так бывает, если, прекратив пить, не ложиться спать, а ещё малость покуролесить, а потом долбануть еще стакан или хлопнуть бутылочку пива.
Тогда возвращается и способность ясно мыслить, и четкость движений. Главное после этого — не засыпать. Если только заснешь, проснешься через пару часов с полным похмельным букетом и уж сутки промаешься, к гадалке не ходи.
Мунлайт спать не стал. Он пил, потом пел. Потом гулял, вдыхая морозный ночной воздух. Здесь, на базе «Долга», ничего не менялось. Все осталось так же. Только мертвый сезон подступил, потому стало поменьше народу. Да уехал вечно торчащий в баре Сынок. Да нет Угрюмого.
Он мотнул головой, отгоняя мрачные мысли.
Зачем он шлялся по базе «Долга» полночи, Мунлайт объяснить не мог даже себе. Просто так было нужно. Прощался, что ли? Хотя с чем там прощаться, ничего приятного, красивого и запоминающегося. Грязный, замызганный кусок земли с полуобжитыми избитыми временем постройками.
Но отчего-то это казалось теперь важным. И он уже сейчас чувствовал, что чего-то ему будет не хватать.
Мимо блокпоста прошли не так бурно, как накануне. Утро было ранним, часовые сонными. Лишь помахали седому рукой, тот кивнул в ответ, и база «Долга» осталась за спиной.
До дороги он не дошел метров пятьдесят. Повернул направо к кордону и пошел, насвистывая.
Все, кажется, было как раньше, но что-то было не так. Изменилось что-то. Последний раз сталкивался с таким ощущением в юности, когда несколько лет не гостил у бабушки, а потом вдруг собрался да приехал. Сам, а не когда родители привезут. Дом и двор узнал сразу. Во дворе стояла пара столбов, между которыми натянулись веревки для белья, росли три каштана. В детстве дворик казался необъятным, в нем был сосредоточен целый мир. А в тот приезд он перемахнул его в несколько шагов и поразился, какой, оказывается, это крохотный пятачок. Всего несколько лет — и огромный мир превратился в крохотную, в несколько шагов, площадку.
— Слушай, Змей, отчего все не так? Ты не заметил, мир не изменился?
— Это похмелье, — зло бросил Игрок.
— Не изменился, — пропыхтел Снейк. — Мир вообще не меняется. Это мы меняемся. Может, кто-то наконец повзрослел, и детство в заду свербить перестало.
— Детство давно кончилось, — вздохнул Мун. — Тут старость, похоже, на носу.
— И кризис среднего возраста, — сердито пробурчал Снейк.
Мун не стал препираться. Не хотелось. Хотелось сохранить странные похмельные наблюдения. Зафиксировать этот миг. Он почему-то казался значимым. Кажется, кто-то стал чересчур сентиментальным.
Сзади неслышно двигался Игрок. Все-таки Сберкнижка не лузер, далеко не лузер.
Мун долго шёл и вслушивался в походку белобрысого. Так ходят те, кто ходить умеет не только от дома до работы и от работы до магазина.
Зона просыпалась. Снег, что сыпал вчера, стаял. А вернее, даже не лег, падал и влагой питал раскисшую землю.
Когда подморозило, снежная крупа сыпать уже перестала. Сейчас утреннее солнце, редкое для этих мест, плавило подмерзшую грязь. Под ногами начинало похлюпывать.
— Снейк, — позвал негромко, когда до кордона оставалось уже всего ничего.
— Чего тебе? — недовольно отозвался тот. Обиделся бородатый за вчерашний загул. Ну и хрен с ним. Обижаться — занятие глупое и бесперспективное. А ему побоку. Охота кому-то на него дуться, нехай.
— Как через кордон пойдем? — не обращая внимания на надутость приятеля, спросил Мун.
— Денег воякам пихнем, да и все.
— Денег? — отчего-то оживился белобрысый, словно узнал что-то новое.
— Не боись, Сберкнижка, — по-своему понял его Мун, — это наши расходы.
Игрок послушно притих. Мун тоже топал молча. Говорить не хотелось, да и издеваться над этим дурнем надоело. Слишком просто его поддеть.
Деревья, что загустели было, образовывая перелесок, снова стали редеть. Там впереди взгорок, чуть в стороне над дорогой покореженный железнодорожный мост, рельсы, криво тянутая колючая проволока. А под мостом обустроились вояки. Армейские живут не шибко богато, если денег дать — пропустят. Хоть в ту сторону, хоть в эту. Главное — знать, с кем договариваешься.
Последние расходы, последний проход через кордон. А дальше…
Мунлайт остановился. Скинул рюкзак.
— Тормози, — бросил не оборачиваясь на всякий случай, хотя и Игрок, и Снейк сами уже остановились.
— Чего такое-то? — нетерпеливо спросил белобрысый.
— Поглядеть надо, — пояснил Мун, вытаскивая старенький бинокль.
— Чего тут глядеть? — не унимался Игрок. — Вон кордон, пошли уже.
Он вел себя так, словно ему в штаны муравьев напустили. Мунлайт поднял бинокль и принялся очень медленно оглядывать окрестный пейзаж. На блокпосту царило невиданное оживление. Солдатиков было больше обычного, и ни одной знакомой хари седой не увидел.
Дальше вдоль железнодорожного полотна прогуливалась еще одна группа. Человек пять с автоматами. И снова ни единого знакомого, хоть даже смутно, лица. А еще куда-то запропали вечно гоняющие по этим склонам слепые собаки.
Выходит, люди ходили здесь давно, и их было много. Возможно, больше, чем он углядел. Паршиво.
— Хочешь побыстрее на тот свет? — Мунлайт опустил бинокль.
— Чего там? — тихо спросил бородатый.
— Армейские что-то активизировались. Не пройдем.
Снейк задумчиво поворошил бороду.
— Может, через туннель, по старинке?
— А «электры»? Там такой рассадник этой дряни, что мама не горюй. И мы не в том составе и не с тем снаряжением, чтобы через такую полосу препятствий топать.
