Эрика оседлала метлу. Её одежда так и осталась на полу, в луже колдовского зелья.
Потом она подошла к камину и мгновенно исчезла в трубе, послышался только свист.
Готфрид сбежал вниз, распахнул дверь: по небу промелькнул её тёмный силуэт. Он бросился по улице, запрыгнул в карету дремавшего неподалёку извозчика и приказал гнать в лес. Он уже знал, куда.
Стражники распахнули перед ними ворота, и карета вылетела на ухабистую загородную дорогу. Вскоре показались тёмные кроны ночного Хаупсморвальда.
Готфрид бежал сквозь ветви деревьев, сквозь тьму, слыша вдалеке богохульное песнопение. Спотыкался, падал, сбавлял ход, чтобы отдышаться, а потом продолжал свой бег.
Поляна, которая открылась, наконец, его взору, была освещена огнями костров, окружена каменными изваяниями — всё точно так же, как в памятную вальпургиеву ночь.
Он подобрался поближе, не зная даже, что предпринять. В голове его был только ужас и настойчивое требование: сделай что-нибудь. Хоть что-нибудь.
Но он не знал, что. И ему приходилось просто наблюдать.
Эрика танцевала вокруг костра. Нагая и, судя по всему, хмельная. Вокруг неё, болтая косматыми головами, выбрасывая в разные стороны руки и ноги, будто желая избавиться от них, плясали ведьмы.
— Я призываю тебя, мой повелитель! — закричала Эрика в чёрное небо, куда уносились искры от костров, присоединяясь к звёздам.
Готфрид тем временем обходил поляну кругом. Высокий камень идола на мгновение скрыл от него Эрику, а когда она вновь показалась, с ней уже стоял высокий незнакомец в рогатой маске.
— Я отдаюсь тебе, сатана! — выдохнула Эрика.
Дьявол повалил её на жертвенный камень, прижал собственным нагим телом, а потом вошёл в неё. Готфриду было противно и больно на это смотреть, он сжал челюсти, сжал кулаки. Стоять и глядеть? Ну, нет!
Он бросился вперёд, на бегу выхватывая шпагу. Ненависть, обида и ярость вели его, и он бы даже мог сказать, что был счастлив в этот краткий миг, потому что он знал что ему делать, потому что все страхи и сомнения исчезли.
Взмах шпаги, вспыхнул крест на клинке, калёная сталь блеснула над парой тел, свившихся в комок похоти… и Готфрид проснулся.
На улице лил дождь. Утро было пасмурное и холодное. Он поставил ноги на холодный пол и уронил голову на руки. В голове было пусто, зато сердце горело болью. Он совершенно не помнил, как уснул вчера вечером. Казалось, сон и реальность сплелись воедино.
— Эрика, — перекрестившись, громко позвал он. И в голосе его был остаток той обиды и злости, которую он только что испытал.
Эрика прибежала на зов. Как хорошая служанка. Она и была служанкой для него.
— Что случилось? — испуганно спросила она.
— Ничего, ничего.
Готфрид поднялся и прошёл мимо неё.
На столе его уже ждал горячий завтрак. От него подымался ароматный дымок. О ноги Готфрида тёрлась чёрная кошка, мурлыча и изредка мяукая. Семейная идиллия.
Однако Готфрид не мог поднять глаз на Эрику. Не мог встретить её взгляд. Слишком реален был сон.
Он оставил ужин недоеденным, поспешно оделся и ушёл. Нужно было время, чтобы успокоиться. Уйти в работу, хотя бы.
Однако у ворот Труденхауса его ждало совсем не то, к чему он привык.
Его встретил Дитрих, хотя в этом-то ничего странного не было. Но вот его взгляд. Он смотрел как-то странно. Задумчиво? Увидеть задумчивого Дитриха было большой редкостью.
Рядом стояло несколько солдат. И лица их не были знакомы Готфриду.
— А, вот он, — сказал один из них, когда Готфрид подходил, но другие сразу на него зашикали.
— А, Готфрид, здравствуй, — и Дитрих одной рукой как-то странно, слишком по-отечески приобнял его, словно приглашая внутрь.
— Проходите, герр Айзанханг, — подхватили солдаты, и повели его внутрь.
— Что за балаган? — спросил Готфрид жёстко. Он был ещё зол, поэтому выходка солдат казалась ему какой-то насмешкой.
— Пожалуйте на дознание, — сказал ему Дитрих, глупо улыбаясь.
Готфриду всё это не нравилось. Он прошёл вместе с солдатами в пыточную. Дверь за ними затворилась.
И тут он понял, что в камере нет подозреваемого. Кто там был сегодня на очереди?
— А где Путцер? — спросил он, повернувшись к Дитриху.
И тут они разом навалились на него.
— Ну что, ублюдок?! — и Дитрих ударил его по лицу. — Рассказывай, как младенцев убивал!
Готфрид, привязанный к стулу, пытался что-то отвечать, но губы не слушались. Солдаты вокруг посмеивались и перешёптывались.
— А ведь мы так давно знакомы! — ярился тем временем его друг. — Уж не думал, я, Гога, что ты…
Они находились в пыточной, и Готфрид с ужасом осознавал, что на этой верёвке его подвесят к потолку, а к ногам прицепят каменные грузы. Или растянут на лестнице. Или положат в ванну с негашёной известью. Или…
— На костёр пойдёшь! Когда ты заключил союз с дьяволом?
Готфрид судорожно соображал, кто мог на него донести. Сосед майстер Браун? Кто-то из солдат? Может быть, Фаульхайм? Или даже Эбенхольц?
— За что меня, Дитрих?! — закричал он. — Какая на мне вина?
— Исход, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый, вот за что! — прорычал Дитрих насмешливо.
— Дитрих, это же я! Дитрих, мы же с детства дружили! Какой Исход, о чём ты?…
— Ты меня не проведёшь, колдун! Расскажи-ка, как на шабаше с дьяволом совокуплялся!..
— Я его, проклятого, в глаза никогда не видел! — разозлился Готфрид.
Снова удар по лицу.
— Врёшь! Ты ему всегда служил, ублюдок!
— Это ты ему служишь! Это ты!.. Где комиссия? Где судьи?! Позови…
— Хрен тебе, а не судьи, ведьмак! Ты давно просрал свой суд, и на небеса тебе не попасть! Будешь вечно в аду гореть!
Готфрид задышал глубоко и порывисто. От злобы он уже не мог думать, хотелось разорвать верёвки и наброситься с кулаками на этого дурака. Но он замолчал и постарался успокоиться.
— Судей ему подавай, — издевался Дитрих тем временем.
Наконец, немного успокоившись, Готфрид прорычал:
— Позови судей. Я хочу при них!..
Снова удар.
Внезапно в дверь постучали.
— Откройте, — бросил Дитрих.
На пороге показался солдат в полном облачении. Тоже незнакомый. Откуда их столько взялось?
— Ведьму привели! — бодро отрапортовал он.
— Ага, — глаза Дитриха аж загорелись. — Твою ведьму привели!
— Эрику? — испуганно спросил Готфрид.
