Беттина отдала ей свою корзинку, но тут внимание их привлекли звуки музыки.
В начале рыночной площади стояли четверо музыкантов. Один из них играл на скрипке, второй бил в барабан, а двое других мучили роммельпоты — гремящие глиняные горшки. Мелодия была незатейливая, но весёлая, и Хэлене сразу захотелось танцевать.
Вокруг стояли люди, хлопали в ладоши. Две девочки в новых платьицах неумело танцевали прямо перед музыкантами. Поодаль, оперевшись на алебарды, стояли двое стражников. И было непонятно, то ли они наслаждаются музыкой, то ли ждут удобного момента, чтобы отобрать у музыкантов деньги, которые горожане бросали к их ногам.
— Я иногда мечтаю путешествовать со странствующими музыкантами или актёрами, — призналась Хэлена. — Играть какую-нибудь роль или танцевать за деньги.
— Правда? — удивилась Беттина. — Я тоже! Было бы здорово путешествовать вместе. Когда отправимся?
Хэлена улыбнулась.
— Сначала ты должна закончить своё обучение, — сказала она.
Они ещё посмотрели на музыкантов, а затем пошли дальше. Наконец, распрощавшись с Беттиной, Хэлена направилась к своему дому.
Ина была очень способной девочкой, и быстро запоминала травы, рецепты зелий. Нехитрые колдовские приёмы, которым учила её Хэлена, схватывала буквально на лету. Мать возлагала на неё большие надежды, говоря что она одна из самых лучших учениц за последние несколько лет. А Мать слушали все, ведь её избирали верховной жрицей четыре года подряд.
Из раздумий Хэлену вырвал гаденький хохот сзади.
— Смотри, какая задница, — донёсся до неё гнусавый подростковый голос. — Мой папаша говорит, что задница это самое главное у баб!
— Главное у баб — вымя! — ответил ему другой, не менее противный.
— Да не, задница тоже важна, — стоял на своём первый.
Хэлена обернулась. За ней, на расстоянии пяти-шести шагов шли трое прыщавых юнцов в потрёпанной одежонке. Несмотря на то, что улица была полна народу, эти трое нацелились именно на неё. Она поймала их взгляды — там была только похоть, разве что слюни изо рта не текли.
Она прибавила шагу. Ребята, судя по всему, заметили это и тоже пошли быстрее.
— Эй, фройляйн, — донеслось до неё. — Не желаете ли, чтобы мы вас проводили?
Хэлена не снизошла до ответа. Молчать и не реагировать — это самое лучшее, чего не понимают многие девушки. Одно слово в ответ — и начнётся разговор. А там уже и остановят. И…
Хэлена смотрела в лица идущих навстречу мужчин и женщин. Помощи, конечно, неоткуда было ждать. Серые вечерние улицы извивались, как змеи, но всё же вывели Хэлену к дому.
— Подожди, давай познакомимся, — слышалось из-за спины. — Куда так торопишься, куда?
Конечно, эти сзади отстанут от неё, как только она войдёт в дом. В конце концов, это были всего лишь пугливые прыщавые щенки, у которых в голове гремучая смесь из страха и похоти.
Но Хэлена решила поступить иначе. Ина сказала, что Мать ждёт её, и визит к ней не следовало откладывать. Тем более, лучше принести травы пораньше, пока они ещё свежие.
Она запрыгнула в первую попавшуюся двуколку и назвала извозчику адрес.
Извозчик хлестнул лошадь и начинающие кавалеры сразу остались где-то позади.
На небе собирались тучи, багряное солнце медленно садилось за горизонт. Скоро будет дождь. Даже гроза.
Через несколько минут карета домчала её до дома Матери. Того самого, где когда-то жил кузнец Альбрехт со своей дочерью Эрикой. Хэлена расплатилась и вышла.
Из трубы шёл дым, но свет в окнах не горел. Ведьма взяла специальный молоточек, висящий на цепочке, и постучала особым образом — два удара, пауза, а потом ещё три. Мать открыла почти сразу.
— Проклятие, — проскрипела она, когда они вдвоём оказались в одной из задних комнат. — Всё теперь будет по-новому, всё! Нужно крепче взяться за этого Готфрида. Рогатый не защитил наших сестёр, не заполучил Эрику. Договор расторгнут, что уж говорить.
— И что теперь? — спросила Хэлена, ставя обе корзины на пол. Видимо Матери сейчас было не до трав.
— Теперь нужно любыми силами не дать ему завладеть Эрикой. — сказала старуха.
— Но почему? — не понимала Хэлена. — Зачем она ему?
Мать только покачала головой и села в своё кресло-качалку, ветхое, как она сама.
— Нужно вернуть её, во что бы то ни стало. Но пока ещё рано.
Она надолго замолчала, словно обдумывая что-то.
— А зачем вы меня хотели видеть? — осторожно поинтересовалась Хэлена.
— Затем, чтобы ты перестала заниматься снами. Пусть Готфрид думает, что во всём виноват Флок.
Хэлена кивнула.
— И ещё, — продолжала Мать. — В последнее время я чувствую угрозу. Что-то близится.
Хэлена напряжённо ожидала.
— Я не знаю, что будет, но чувствую, что скоро мне будет видение. Сегодня или завтра. Может быть послезавтра. Но я пойму. И вот тут нужна мне ты. Думаю, что это что-то связано с Эрикой. Может быть, инквизиция обнаружит нас. Может быть поймают кого-то из общины. Твоё же дело — ждать моего слова.
— Но, — ответила Хэлена, — дома меня ждут родители. Они не знают где я. Они будут волноваться, вдруг со мной что-то случилось.
— Кому ты это рассказываешь, Лиса? — ухмыльнулась старая ведьма. — Ты столько ночей провела вне дома, что твои родители давно уже перестали волноваться. Ты нужна мне эти три дня. Нельзя отлучаться ни на мгновение.
— Но мне нужно всего четверть часа, я вернусь, когда ещё не успеет стемнеть…
— Нет, — отрезала Мать. — С твоими родителями ничего не случится, а вот нам или Эрике может угрожать опасность, если мы промедлим хотя бы на минуту.
Хэлене пришлось повиноваться.
Мать накормила её ужином и они улеглись спать в одной комнате. Свечей не жгли — видимо старуха боялась, что кто-то может заподозрить неладное, когда увидит свет в доме покойного кузнеца. По мнению Хэлены, отсюда нужно было уезжать. Слишком уж приметное место.
Мать постелила Хэлене соломенный тюфяк на пол и дала толстое шерстяное одеяло, а сама, улеглась на кровать. Утробно гудел камин, сполохи огня освещали завешенные оружием стены — как будто это был не дом кузнеца, а гостиная какого-нибудь аристократа, воина, ушедшего на покой. Хэлена смотрела в огонь и думала о Барсе. Он очень понравился ей — такой решительный, мужественный, сильный. А как он проявил себя тогда, во время казни! Был хладнокровен, не замешкался ни на минуту. Настоящий защитник и кормилец. Если бы его, в его-то возрасте, выбрали верховным жрецом общины, то Хэлена бы ни чуть не удивилась.
Окунувшись в эти мысли, она не заметила, как приблизилась полночь. Мать уже давно уснула, но не переставала ворочаться во сне и что-то бормотать себе под нос.
